ПОТЕБНЯ

потебня
потебня́
"кожаные лопасти по бокам казачьего седла", укр. потебня́ – то же, сюда же фам. Потебня́. От тебенёк (см.); ср. Потебня, РФВ 5, 239.


Смотреть больше слов в «Этимологическом словаре русского языка»

ПОТЕНТАТ →← ПОТВОРСТВО

Смотреть что такое ПОТЕБНЯ в других словарях:

ПОТЕБНЯ

Александр Афанасьевич — известный ученый, малоросс по происхождению и личным симпатиям, род. 10 сентября 1835 г., в небогатой дворянской семье Роменско... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич [10(22).9.1835, с. Гавриловка Роменского у. Полтавской губ.,-29.11(11.12). 1891, Харьков], украинский и русский филолог... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Андрей Афанасьевич [19(31).8.1838 - 20.2(4.3).1863], русский революционер. Из дворян. Род. в с. Пе-рекопце Полтавской губ. (ныне Ромен-ский р... смотреть

ПОТЕБНЯ

Потебня Александр Афанасьевич — известный ученый, малоросс по происхождению и личным симпатиям, род. 10 сентября 1835 г., в небогатой дворянской семье Poменского у., Полтавской губ., учился в Радомской гимназии и в Харьковском университете по историко-филологическому факультету. В Университете П. пользовался советами и пособиями П. и Н. Лавровских и находился отчасти под влиянием проф. Метлинского, большого почитателя малорусского языка и поэзии, и студента Неговского, одного из наиболее ранних и усердных собирателей малорусских песен. В молодости П. также собирал народные песни; часть их вошла в "Труды этн.-ст. эксп." Чубинского. Недолго пробыв учителем русской словесности в Харьковской 1 гимназии, П., по защите магистерской диссертации: "О некоторых символах в славянской народной поэзии" (1860), стал читать лекции в Харьковском университете, сначала в качестве адъюнкта, потом в качестве профессора. В 1874 г. защитил докторскую диссертацию: "Из записок по русской грамматике". Состоял председателем Харьковского историко-филологического общества и членом-корреспондентом Академии наук. Скончался в Харькове 29 ноября 1891 г. Весьма прочувствованные его некрологи были напечатаны профессорами В. И. Ламанским, М. С. Дриновым, А. С. Будиловичем,М. М. Алексеенком, М. Е. Халанским, H. Ф. Сумцовым, Б. М. Ляпуновым, Д. И. Багалеем и мн. др.; они собраны Харьковским историко-филологическом обществом и изданы в 1892 г. отдельной книжкой. Другие бибграфические данные о П. см. в "Материалах для истории Харьковского университета", Н. Сумцова (1894). Общедоступное изложение лингвистических положений П. дано в обширной статье проф. Д. Н. Овсянико-Кулаковского: "П., как языковед-мыслитель" (в "Киевской Старине", 1893, и отдельно). Подробный обзор этнографических трудов П. и оценку их см. в I вып. "Современной малорусской этнографии" Н. Сумцова (стр. 1 — 80). Кроме вышеупомянутых диссертаций, П. написал: "Мысль и язык" (ряд статей в "Журн. Мин. Нар. Пр.", 1862; второе посмертное издание вышло в 1892), "О связи некоторых представлений в языке" (в "Филолог. Записках", 1864, вып. III), "О мифическом значении некоторых обрядов и поверий" (в 2 и 3 кн. "Чтений Моск. Общ. Ист. и Древн.", 1865), "Два исследования о звуках русского языка" (в "Филолог. Записках", 1864—1865), "О доле и сродных с ней существах" (в "Древностяхт" Моск. Археол. общества", 1867, т. II), "Заметки о малорусском наречии" (в "Филологических Записках", 1870, и отдельно, 1871), "К истории звуков русского языка" (1880—86), разбор книги П. Житецкого: "Обзор звуковой истории малорусского наречия" (1876, в "Отчете сб Уваровских премиях"), "Слово о Полку Игореве" (текст и примечания, в "Филолог. Записках", 1877—78, и отдельно), разбор "Народн. песен Галицкой и Угорской Руси", Головацкого (в 21 " О отчете об Уваровских премиях", 37 т. "Записок Академии Наук", 1878), "Объяснения малорусских и сродных народных песен" (1883—87) и др. Под его ред. вышли сочинения Г. Ф. Квитки (1887—90) и "Сказки, пословицы и т. п., запис. И. И. Манджурой (в "Сборнике Харьковского Истор. - Филолог. Общества", 1890). После смерти П. были изданы еще следующие его статьи: "Из лекций по теории словесности. Басня, Пословица, Поговорка" (Харьков, 1894; превосходный этюд по теории словесности), отзыв о сочинении А. Соболевского: "Очерки из ист. русск. яз." (в 4 кн. "Известий отд. рус. яз. и слов. Имп. акад. наук", 1896) и обширная философская статья: "Язык и народность" (в "Вестнике Европы", 1895, сент.). Весьма крупные и ценные научные исследования П. остались в рукописях неоконченными. В. И. Харциев, разбиравший посмертные материалы П., говорит: "На всем лежит печать внезапного перерыва. Общее впечатление от просмотра бумаг П. можно выразить малорусской пословицей: вечиренька на столи, а смерть за плечима... Здесь целый ряд вопросов, интереснейших по своей новизне и строго-научному решению, вопросов порешенных уже, но ждавших только последней отделки". Харьковское историко-филологическое общество предлагало наследникам П. постепенное издание главнейших рукописных исследований П.; позднее Академия наук выразила готовность назначить субсидию на издание. Предложения эти не были приняты, и драгоценные исследования П. еще ждут опубликования. Наиболее обработанным трудом П. является III том "Записок по грамматике". "Записки" эти находятся в тесной связи с ранним сочинением П. "Мысль и язык". Фон всей работы — отношение мысли к слову. Скромное заглавие труда не дает полного представления о богатстве его философского и лингвистического содержания. Автор рисует здесь древний строй русской мысли и его переходы к сложным приемам современного языка и мышления. По словам Харциева, это "история русской мысли под освещением русского слова". Этот капитальный труд П. после его смерти был переписан и отчасти редактирован его учениками, так что вообще вполне приготовлен для печати. Столь же объемист, но гораздо менее отделан другой труд П. — "Записки по теории словесности". Здесь проведена параллель между словом и поэтическим произведением, как однородными явлениями, даны определения поэзии и прозы, значения их для авторов и для публики, подробно рассмотрено вдохновение, даны меткие анализы приемов мифического и поэтического творчества и, наконец, много места отведено различным формам поэтической иносказательности, причем везде обнаруживаются необыкновенно богатая эрудиция автора и вполне самобытные точки зрения. Кроме того П. оставил большой словарный материал, много заметок о глаголе, ряд небольших историко-литературных и культурно-общественных статей и заметок, свидетельствующих о разносторонности его умственных интересов (о Л. Толстом, В. Ф. Одоевском, Тютчеве, национализме и др.), оригинальный опыт перевода на малорусский язык "Одиссеи". По отзыву В. И. Ламанского, "глубокомысленный, оригинальнейший исследователь русского языка, П. принадлежал к весьма малочисленной плеяде самых крупных, самобытных деятелей русской мысли и науки". Глубокое изучение формальной стороны языка идет у П. рядом с философским пониманием, с любовью к искусству и поэзии. Тонкий и тщательный анализ, выработанный на специально-филологических трудах, с успехом был приложен П. к этнографии и к исследованию малорусских народных песен, преимущественно колядок. Влияние П., как человека и профессора, было глубоко и благотворно. В его лекциях заключался богатый запас сведений, тщательно продуманных и критически проверенных, слышалось живое личное увлечение наукой, везде обнаруживалось оригинальное миросозерцание, в основе которого лежало в высшей степени добросовестное и задушевное отношение к личности человека и к коллективной личности народа. <i> Н. Сумцов. </i><br><br><br>... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (1835—1891) — филолог, литературовед, этнограф. Р. в семье мелкого дворянина. Учился в классической гимназии, зате... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (1835-1891) - филолог, литературовед, этнограф. Р. в семье мелкого дворянина. Учился в классической гимназии, затем в Харьковском ун-те на историко-филологическом факультете. После его окончания (1856) преподавал литературу в харьковской гимназии. В 1860 защитил магистерскую диссертацию «О некоторых символах в славянской народной поэзии...» В 1862 получил научную командировку за границу, где пробыл год. В 1874 защитил докторскую диссертацию «Из записок по русской грамматике». В 1875 получил кафедру истории русского языка и литературы в Харьковском ун-те, к-рую и занимал до конца жизни. П. состоял также председателем Харьковского историко-филологического об-ва и членом-корреспондентом Академии наук. В 1862 в «Журнале Министерства народного просвещения» появился ряд статей П., объединенных затем в книгу «Мысль и язык». В 1864 в «Филологических записках» была напечатана его работа «О связи некоторых представлений в языке». В 1874 вышел 1-й том «Из записок по русской грамматике». В 1873-1874 в «ЖМНП» напечатана 1-я ч. «К истории звуков русского языка», в 1880-1886 - 2-я, 3-я и 4-я чч. («Русский филологический вестник»), в 1882-1887 - «Объяснения малорусских и сродных народных песен» в 2 тт. Однако значительная часть работ П. была опубликована после его смерти. Были выпущены: 3 чч. «Из записок по русской грамматике» (1899); «Из лекций по теории словесности» (составл. по записям слушательниц); «Из записок по теории словесности» (1905); «Черновые заметки о Л. Н. Толстом и Достоевском» («Вопросы теории и психологии творчества», т. V, 1913).<p class="tab">Литературная деятельность П. охватывает 60-80-е гг. Среди литературоведческих течений той эпохи П. стоит особняком. Ему чужды как буржуазный социологизм культурно-исторической школы (Пыпин и др.), так и буржуазный позитивизм сравнительно-исторического метода Веселовского. Известное влияние на П. оказала мифологическая школа. Он в своих работах уделяет довольно видное место мифу и его соотношению со словом. Однако П. критикует те крайние выводы, к к-рым пришли сторонники мифологической школы. В русском литературоведении и языковедении той эпохи П. явился основателем субъективно-психологического направления. Философские корни этой субъективно-идеалистической теории восходят через Гумбольдта к немецкой идеалистической философии, гл. обр. к философии Канта. Агностицизм, отказ от возможности познать сущность вещей и изобразить в поэтических образах реальный мир пронизывают все мировоззрение П. Сущность вещей, с его точки зрения, не познаваема. Познание имеет дело с хаосом чувственных ощущений, в к-рые человек вносит порядок. Слово в этом процессе играет далеко не последнюю роль. «Только понятие (а вместе с тем и слово, как необходимое его условие) вносит идею законности, необходимости, порядка в тот мир, которым человек окружает себя и который ему суждено принимать за действительный» («Мысль и язык», стр. 131).</p><p class="tab">От агностицизма П. идет к основным положениям субъективного идеализма, заявляя, что «мир является нам лишь как ход изменений, происходящий в нас самих» («Из записок по теории словесности», стр. 25). Поэтому, подходя к процессу познания, Потебня ограничивает этот процесс познанием внутреннего мира субъекта.</p><p class="tab">Во взглядах на язык и поэзию этот субъективный идеализм проявился как ярко выраженный психологизм. Ставя основные вопросы лингвистики, П. ищет им разрешения в психологии. Только сближая языкознание с психологией, можно, по мнению П., развивать плодотворно и ту и другую науку. Единственно научной психологией П. считает психологию Гербарта. Лингвистику Потебня основывает на теории представлений Гербарта, рассматривая образование каждого слова как процесс апперцепции, суждения, т. е. объяснения вновь познаваемого через прежде познанное. Признав общей формой человеческого познания объяснение вновь познаваемого прежде познанным, П. от слова протягивает нити к поэзии и науке, рассматривая их как средства познания мира. Однако в устах субъективного идеалиста П. положение, что поэзия и наука - форма познания мира, имеет совершенно другой смысл, чем в устах марксиста. Единственной целью как научного, так и поэтического произведения является, по взглядам П., «видоизменение внутреннего мира человека». Поэзия для П. есть средство познания не объективного мира, а лишь субъективного. Искусство и слово являются средством субъективного объединения разрозненных чувственных восприятий. Художественный образ не отражает мир, существующий независимо от нашего сознания; этот мир, с точки зрения П., не познаваем, он лишь обозначает часть субъективного мира художника. Этот субъективный мир художника в свою очередь не познаваем для других и не выражается, а лишь обозначается художественным образом. Образ есть символ - иносказание - и ценен лишь тем, что каждый может вложить в него свое субъективное содержание. Взаимное понимание по существу невозможно. Всякое понимание есть в то же время непонимание. Этот субъективно-идеалистический подход к искусству, рассмотрение образа лишь как символа, как постоянного сказуемого к переменным подлежащим приводят П. в теории поэзии к психологизму, к изучению психологии творчества и психологии восприятия.</p><p class="tab">Систематического изложения взглядов П. на литературу мы не найдем в его сочинениях, поэтому изложение его взглядов на литературу представляет известную трудность. Приходится излагать систему П., основываясь на его языковедческих работах, черновых заметках и лекциях, записанных учениками и изданных уже после смерти П.</p><p class="tab">Для того чтобы понять сущность взглядов П. на поэзию, необходимо первоначально познакомиться с его взглядами на слово.</p><p class="tab">Развивая в основном взгляды немецкого языковеда Гумбольдта на язык как на деятельность, П. рассматривает язык как орган создания мысли, как мощный фактор познания. От слова как простейшего поэтического произведения П. идет к сложным художественным произведениям. Анализируя процесс образования слова, П. показывает, что первой ступенью образования слова является простое отражение чувства в звуке, затем идет осознание звука и наконец третья ступень - осознание содержания мысли в звуке. С точки зрения Потебни в каждом слове есть два содержания. Одно из них после возникновения слова постепенно забывается. Это его ближайшее этимологическое значение. Оно заключает в себе лишь один признак из всего разнообразия признаков данного предмета. Так, слово «стол» значит только постланное, слово «окно» - от слова «око» - значит то, куда смотрят или куда проходит свет, и не заключает в себе никакого намека не только на раму, но даже на понятие отверстия. Это этимологическое значение слова П. называет внутренней формой. По существу оно не является содержанием слова, а лишь знаком, символом, под которым нами мыслится собственно содержание слова: оно может включать самые разнообразные признаки предмета. Напр.: каким образом черный цвет был назван вороным или голубой голубым? Из образов ворон или голубь, которые являются средоточием целого ряда признаков, был выделен один, именно их цвет, и этим признаком и было названо вновь познаваемое - цвет.</p><p class="tab">Неизвестный нам предмет мы познаем при помощи апперцепции, т. е. объясняем его прежним нашим опытом, запасом уже усвоенных нами знаний. Внутренняя форма слова является средством апперцепции именно потому, что она выражает общий признак, свойственный как объясняемому, так и объясняющему (прежнему опыту). Выражая этот общий признак, внутренняя форма выступает как посредница, как нечто третье между двумя сравниваемыми явлениями. Анализируя психологический процесс апперцепции, П. отождествляет его с процессом суждения. Внутренняя форма есть отношение содержания мысли к сознанию, она показывает, как представляется человеку его собственная мысль... Так, мысль о туче представлялась народу под формой одного из своих признаков - именно того, что она вбирает в себя воду или выливает ее из себя, откуда слово «туча» ((корень «ту» - пить, лить), «Мысль и язык»).</p><p class="tab">Но если слово является средством апперцепции, а сама апперцепция есть не что иное, как суждение, то и слово, независимо от своего сочетания с другими словами, есть именно выражение суждения, двучленная величина, состоящая из образа и его представления. Следовательно внутренняя форма слова, к-рая выражает лишь один признак, имеет значение не сама по себе, а только именно как форма (не случайно П. ее именно назвал внутренней формой), чувственный образ которой входит в сознание. Внутренняя форма только указывает на все богатство чувственного образа, заключенного в познаваемом предмете и вне связи с ним, т. е. вне суждения, не имеет смысла. Внутренняя форма важна лишь как символ, как знак, как заместитель всего многообразия чувственного образа. Этот чувственный образ воспринимается каждым поразному в зависимости от его опыта, а следовательно и слово является лишь знаком, в к-рый каждый вкладывает субъективное содержание. Содержание, которое мыслится под одним и тем же словом, для каждого человека различно, следовательно нет и не может быть полного понимания.</p><p class="tab">Внутренняя форма, выражая собой один из признаков познаваемого чувственного образа, не только создает единство образа, но и дает знание этого единства; «она есть не образ предмета, а образ образа, т. е. представление», говорит П. Слово путем выделения одного признака обобщает чувственные восприятия. Оно выступает как средство создания единства чувственного образа. Но слово кроме создания единства образа дает еще знание его общности. Дитя разные восприятия матери называет одним и тем же словом «мама». Приводя человека к сознанию единства чувственного образа, затем к сознанию его общности, слово является средством познания действительности.</p><p class="tab">Анализируя слово, П. так. обр. приходит к следующим выводам:</p><p class="tab">1. Слово состоит из трех элементов: внешней формы, т. е. звука, внутренней формы и значения.</p><p class="tab">2. Внутренняя форма выражает один признак между сравниваемыми, т. е. между вновь познаваемым и прежде познанным предметами.</p><p class="tab">3. Внутренняя форма выступает как средство апперцепции, апперцепция есть то же суждение, следовательно внутренняя форма есть выражение суждения и важна не сама по себе, а лишь как знак, символ значения слова, к-рое субъективно.</p><p class="tab">4. Внутренняя форма, выражая один признак, дает сознание единства и общности чувственного образа.</p><p class="tab">5. Постепенное забвение внутренней формы превращает слово из примитивного поэтического произведения в понятие.</p><p class="tab">Анализируя символы народной поэзии, разбирая их внутреннюю форму, П. приходит к мысли, что потребность восстанавливать забываемую внутреннюю форму и была одной из причин образования символов. Калина стала символом девицы потому же, почему девица названа красною - по единству основного представления огня-света в словах «девица», «красный», «калина». Изучая символы славянской народной поэзии, П. располагает их по единству основного представления, заключенного в их названиях. П. путем детальных этимологических исследований показывает, как сближались, находя соответствие в языке, рост дерева и род, корень и отец, широкий лист и ум матери.</p><p class="tab">От слова первообразного, слова как простейшего поэтического произведения П. переходит к тропам, к синекдохе, к эпитету и метонимии, к метафоре, к сравнению, а затем к басне, пословице и поговорке. Анализируя их, он стремится показать, что три элемента, присущие первообразному слову как элементарному поэтическому произведению, составляют неотъемлемую сущность вообще поэтических произведений. Если в слове мы имеем внешнюю форму, внутреннюю форму и значение, то во всяком поэтическом произведении надо также различать форму, образ и значение. «Единству членораздельных звуков (внешней форме слова) соответствует внешняя форма поэтического произведения, под которой следует разуметь не одну звуковую, но и вообще словесную форму, знаменательную в своих составных частях» («Записки по теории словесности», стр. 30). Представлению (т. е. внутренней форме) в слове соответствует образ (или известное единство образов) в поэтическом произведении. Значению слова соответствует содержание поэтического произведения. Под содержанием художественного произведения П. разумеет те мысли, которые вызываются в читателе данным образом, или те, к-рые служат автору почвой для создания образа. Образ художественного произведения, так же как и внутренняя форма в слове, является лишь знаком тех мыслей, которые были у автора при создании образа, или тех, к-рые возникают у читателя при его восприятии. Образ и форма художественного произведения, так же как и внешняя и внутренняя форма в слове, составляют, по учению П., неразрывное единство. Если затеряна для сознания связь между звуком и значением, то звук перестает быть внешней формой в эстетическом значении этого слова. Так напр. для понимания сравнения «чистая вода течет в чистой речке, а верная любовь в верном сердце» нам недостает законности отношения между внешней формой и значением. Законная связь между водой и любовью установится только тогда, когда дана будет возможность, не делая скачка, перейти от одной из этих мыслей к другой, когда напр. в сознании будет находиться связь света как одного из эпитетов воды с любовью. Это и есть именно забытая внутренняя форма, т. е. символическое значение выраженного первым двустишием образа воды. Для того чтобы сравнение воды с любовью имело эстетическое значение, необходимо восстановление этой внутренней формы, связи между водой и любовью. Для пояснения этой мысли Потебня приводит весеннюю украинскую песню, где шафранное колесо смотрит из-под тыну. Если воспринять лишь внешнюю форму этой песни, т. е. понять ее буквально, то получится бессмыслица. Если же восстановить внутреннюю форму и связать желтое шафранное колесо с солнцем, то песня принимает эстетическую значимость. Итак, в поэтическом произведении мы имеем те же элементы, что и в слове, соотношения между ними аналогичны соотношениям между элементами слов. Образ указывает на содержание, является символом, знаком, внешняя форма неразрывно связана с образом. При анализе слова было показано, что оно является для П. средством апперцепции, познавания неизвестного через известное, выражением суждения. Тем же средством познания является и сложное художественное произведение. Оно прежде всего необходимо самому творцу-художнику для формирования его мыслей. Художественное произведение есть не столько выражение этих мыслей, сколько средство создания мыслей. Точку зрения Гумбольдта, что язык является деятельностью, органом образования мысли, П. распространяет и на всякое поэтическое произведение, показывая, что художественный образ не является средством выражения готовой мысли, а, как и слово, играет громадную роль в деле создания этих мыслей. В своей книге «Из лекций по теории словесности» П., разделяя взгляды Лессинга на определение сущности поэзии, критикует его мысль, что нравственное утверждение, мораль, предшествует в сознании художника созданию басни. «В применении к языку это значило бы, что слово сначала означает целый ряд вещей, напр. стол вообще, а потом в частности эту вещь. Однако до таких обобщений человечество доходит в течение многих тысячелетий», говорит П. Затем он показывает, что художник вовсе не стремится всегда довести читателя до нравоучения. Непосредственная цель поэта - это определенная точка зрения на действительный частный случай - на психологическое подлежащее (т. к. образ есть выражение суждения) - посредством сравнения его с другим, тоже частным случаем, рассказанным в басне, - с психологическим сказуемым. Это сказуемое (образ, заключенный в басне) остается неизменным, а подлежащее изменяется, т. к. басня применяется к различным случаям.</p><p class="tab">Поэтический образ в силу своей иносказательности, в силу того, что он является постоянным сказуемым ко многим переменным подлежащим, дает возможность замещать массу разнообразных мыслей относительно небольшими величинами.</p><p class="tab">Процесс создания всякого, даже самого сложного произведения П. подводит под следующую схему. Нечто неясное для автора, существующее в виде вопроса (х), ищет ответа. Ответ автор может найти только в предшествующем опыте. Обозначим последний через «А». Из «А» под влиянием х отталкивается все для этого х неподходящее, привлекается сродное, это последнее соединяется в образе «а», и происходит суждение, т. е. создание художественного произведения. Анализируя произведения Лермонтова «Три пальмы», «Парус», «Ветка Палестины», «Герой нашего времени», П. показывает, как одно и то же х, мучившее поэта, воплощается в различных образах. Это х, познаваемое поэтом, есть нечто чрезвычайно сложное по отношению к образу. Образ никогда не исчерпывает этого х. «Мы можем сказать, что х в поэте невыразимо, что то, что мы называем выражением, есть лишь ряд попыток обозначить этот х, а не выражать его», говорит П. («Из лекций по теории словесности», стр. 161).</p><p class="tab">Восприятие художественного произведения аналогично процессу творчества, только в обратном порядке. Понимает читатель произведение настолько, насколько он участвует в его создании. Так, образ служит лишь средством преобразования другого самостоятельного содержания, находящегося в мысли понимающего. Образ важен лишь как иносказание, как символ. «Художественное произведение подобно слову есть не столько выражение, сколько средство создания мысли, цель его как и слова - произвести известное субъективное настроение как в самом говорящем, так и в понимающем», говорит П. («Мысль и язык», стр. 154).</p><p class="tab">Эта иносказательность образа может быть двух родов. Во-первых, иносказательность в тесном смысле, т. е. переносность, метафоричность, когда образ и значение относятся к далеким друг от друга явлениям, как напр. внешняя природа и жизнь человека. Во-вторых, художественная типичность, когда образ становится в мысли началом ряда подобных и однородных образов. Цель поэтических произведений этого рода, именно - обобщение, достигнута, когда понимающий узнает в них знакомое. «Изобильные примеры такого познания при помощи созданных поэзией типов представляет жизнь (т. е. применение) всех выдающихся произведений новой русской литературы, с Недоросля и до сатир Салтыкова» («Из записок по теории словесности», стр. 70).</p><p class="tab">Внутренняя форма в слове дает сознание единства и общности чувственного образа, т. е. всего содержания слова. В художественном произведении эту роль объединителя, собирателя различных толкований, различных субъективных содержаний выполняет образ. Образ единичен и вместе бесконечен, бесконечность его заключается именно в невозможности определить, сколько и какое содержание будет в него вложено воспринимающим.</p><p class="tab">Поэзия, по мнению П., восполняет несовершенство научной мысли. Наука, с точки зрения агностика П., не может дать знания сущности предметов и цельной картины мира, т. к. каждый новый факт, не вошедший в научную систему, по мнению П., разрушает ее. Поэзия же обнаруживает недостижимую для аналитического знания гармонию мира, она указывает на эту гармонию конкретными своими образами, «заменяя единство понятия единством представления, она некоторым образом вознаграждает за несовершенство научной мысли и удовлетворяет врожденной человеку потребности видеть везде цельное и совершенное» («Мысль и язык»).</p><p class="tab">С другой стороны, поэзия подготовляет науку. Слово, первоначально являющееся простейшим поэтическим произведением, превращается в понятие Искусство, с точки зрения П., «есть процесс объективирования первоначальных данных душевной жизни, наука же есть процесс объективирования искусства» («Мысль и язык», стр. 166). Наука более объективна, с точки зрения П., чем искусство, т. к. основой искусства является образ, понимание к-рого каждый раз субъективно, основой же науки является понятие, к-рое составлено из объективированных в слове признаков образа. Само понятие объективности трактуется П. с субъективно-идеалистических позиций. Объективность или истинность, по мнению П., - это не правильное отражение нами объективного мира, а лишь «сравнение личной мысли с общей» («Мысль и язык»).</p><p class="tab">Поэзии и науке как различным видам более позднего человеческого мышления предшествовала стадия мифического мышления. Миф также является актом познания, т. е. объяснения х посредством совокупности прежде познанного. Но в мифе вновь познаваемое отождествляется с прежде познанным. Образ целиком переносится в значение. Так напр. между молнией и змеей первобытный человек ставил знак равенства. В поэзии формула молния - змея приобретает характер сравнения. В поэтическом мышлении человек отличает вновь познаваемое от прежде познанного. «Появление метафоры в смысле сознания разнородности образа и значения есть тем самым исчезновение мифа» («Из записок по теории словесности», стр. 590). Придавая большое значение мифу как первой стадии человеческого мышления, из к-рого затем вырастает поэзия, П. однако далек от тех крайних выводов, к к-рым пришли представители мифологической школы в лице немецкого исследователя М. Мюллера и русского ученого Афанасьева. П. критикует их взгляд, что источником мифа явились неправильно понятые метафоры.</p><p class="tab">Строя свою поэтику на психолого-лингвистической основе, рассматривая вновь создаваемое слово как простейшее поэтическое произведение и протягивая от него нити к сложным художественным произведениям, П. делал колоссальные усилия, чтобы все виды тропов и сложных художественных произведений подвести под схему суждения, разложить познаваемое на прежде познанное и средство познания - образ. Не случайно, что анализ поэтических произведений у П. не пошел далее анализа простейших его форм: басни, пословицы и поговорки, т. к. подогнать под схему слова сложное произведение было крайне трудно.</p><p class="tab">Сближение поэтики с лингвистикой на основе рассмотрения слова и художественного произведения как средств познания внутреннего мира субъекта, а отсюда интерес к проблемам психологии, и было тем новым, что внес в языковедение и литературоведение П. Однако именно в этих центральных вопросах теории П. сказалась вся ошибочность и порочность его методологии.</p><p class="tab">Субъективно-идеалистическая теория П., направленная на внутренний мир, трактующая образность лишь как иносказательность и отрезающая пути подхода к литературе как к выражению определенной социальной действительности, в 60-80-е гг. отражала в русском литературоведении упадочные тенденции дворянской интеллигенции. Прогрессивные слои как буржуазной, так и мелкобуржуазной интеллигенции в ту эпоху тянулись либо к историко-культурной школе либо к позитивизму школы Веселовского. Характерно, что П. сам чувствовал родственность своих взглядов с философскими основами представителя дворянской поэзии, предшественника русского символизма Тютчева, В 900-х гг. символисты - выразители русского декаданса - сближали свои теоретические построения с основными положениями поэтики П. Так, Белый в 1910 в «Логосе» посвятил статью основному произведению П. «Мысль и язык», где делает П. духовным отцом символизма.</p><p class="tab">Идеи П. популяризировались и развивались его учениками, сгруппировавшимися вокруг сборников «Вопросы теории и психологии творчества» (изд. в 1907-1923, Под редакцией Лезина в Харькове). Наиболее интересной фигурой из учеников П. был Овсянико-Куликовский, попытавшийся психологический метод применить к анализу творчества русских классиков. Позднее Овсянико-Куликовский в значительной мере отошел от системы П. в сторону буржуазного социологизирования. Остальные ученики П. были по существу лишь эпигонами своего учителя. Горнфельд сосредоточивал главное внимание на проблемах психологии творчества и психологии восприятия («Муки слова», «Будущее искусство», «О толковании художественного произведения»), трактуя эти проблемы с субъективно-идеалистических позиций. Райнов популяризировал эстетику Канта. Другие ученики П. - Лезин, Энгельмейер, Харциев - развивали учение П. в направлении эмпириокритицизма Маха и Авенариуса. Теория П., рассматривавшая слово и поэтическое произведение как средство познания через обозначение разнообразного содержания одним образом-символом, истолковывалась ими с точки зрения экономии мышления. Ученики Потебни, рассматривавшие науку и поэзию как формы мышления сообразно принципу наименьшей затраты сил, с исключительной ясностью обнаружили субъективно-идеалистические основы потебнианства и тем самым всю его враждебность марксизму-ленинизму.</p><p class="tab">Сыгравшее свою историческую роль в борьбе со старым схоластическим языковедением, заострившее внимание науки о литературе на вопросах психологии творчества и психологии восприятия, на проблеме художественного образа, связывавшее поэтику с лингвистикой, потебнианство, порочное в своей методологической основе, смыкаясь затем с махизмом, обнаруживало все резче свою реакционность. Тем более недопустимы попытки отдельных учеников П. сочетать потебнианство с марксизмом (статья Лезина). В последние годы некоторые из учеников П. пытаются освоить принципы марксистско-ленинского литературоведения (Белецкий, М. Григорьев).</p><p class="tab"></p><p class="tab"><span><b>Библиография:</b></span></p><p class="tab"><b> I.</b> Важнейшие работы: Полное собр. сочин., т. I. Мысль и язык, изд. 4, Одесса, 1922 (первонач. в «ЖМНП», 1862, ч. 113, 114; 2, 3, 5 изд. - 1892, 1913, 1926); Из записок по теории словесности, Харьков, 1905: I. О некоторых символах в славянской народной поэзии. II. О связи некоторых представлений в языке. III. О купальских огнях и сродных с ними представлениях. IV. О доле и сродных с нею существах, Харьков, 1914 (первоначально печаталась раздельно в 1860-1867); Из лекций по теории словесности, чч. 1 и 2, Харьков, 1894 (изд. 2, Харьков, 1923); Из записок по русской грамматике, чч. 1 и 2, изд. 2, Харьков, 1889 (первоначально в журналах 1874); То же, ч. 3, Харьков, 1899.</p><p class="tab"><b>II.</b> Памяти А. А. Потебни, Сб., Харьков, 1892; Овсянико-Куликовский Д. Н., А. А. Потебня как языковед, мыслитель, «Киевская старина», 1893, VII-IX; Ветухов А., Язык, поэзия и наука, Харьков, 1894; Сумцов Н. Ф., А. А. Потебня, «Русский биографический словарь», том Плавильщиков - Примо, СПБ, 1905, стр. 643-646; Белый А., Мысль и язык, сб. «Логос», кн. II, 1910; Харциев В., Основы поэтики А. А. Потебни, сб. «Вопросы теории и психологии творчества», т. II, вып. II, СПБ, 1910; Шкловский В., Потебня, сб. «Поэтика», П., 1919; Горнфельд А., А. А. Потебня и современная наука, «Летопись дома литераторов», 1921, № 4; Бюлетень Редакцiйного Комiтету для видання творiв О. Потебнi, ч. 1, Харкiв, 1922; Горнфельд А. Г., Потебня, в кн. автора «Боевые отклики на мирные темы», Ленинград, 1924; Райнов Т., Потебня, П., 1924. См. сб. «Вопросы теории и психологии творчества», тома I-VIII, Харьков, 1907-1923.</p><p class="tab"><b>III.</b> Балухатый С., Теория литературы, Аннотированная библиография, I, Л., 1929, стр. 78-85; Райнов, А. А. Потебня, П., 1924; Халанский М. Г. и Багалей Д. И. (ред.), Историко-филологич. факультет Харьковского университета за 100 лет, 1805-1905, Харьков, 1908; Языков Д., Обзор жизни и трудов русских писателей и писательниц, вып. XI, СПБ, 1909; Пиксанов Н. К., Два века русской литературы, изд. 2, М., 1924, стр. 248-249; Памяти А. А. Потебни, Сб., Харьков, 1892.</p>... смотреть

ПОТЕБНЯ

Александр Афанасьевич [1835—1891]— филолог, литературовед, этнограф. Р. в семье мелкого дворянина. Учился в классической гимназии, затем в Харьковском ун-те на историко-филологическом факультете. После его окончания [1856]преподавал лит-ру в харьковской гимназии. В 1860 защитил магистерскую диссертацию «О некоторых символах в славянской народной поэзии...» В 1862 получил научную командировку за границу, где пробыл год. В 1874 защитил докторскую диссертацию «Из записок по русской грамматике». В 1875 получил кафедру истории русского языка и лит-ры в Харьковском ун-те, к-рую и занимал до конца жизни. П. состоял также председателем Харьковского историко-филологического об-ва и членом-корреспондентом Академии наук. В 1862 в «Журнале Министерства народного просвещения» появился ряд статей П., объединенных затем в книгу «Мысль и язык». В 1864 в «Филологических записках» была напечатана его работа «О связи некоторых представлений в языке». В 1874 вышел 1-й том «Из записок по русской грамматике». В 1873—1874 в «ЖМНП» напечатана 1-я ч. «К истории звуков русского  языка», в 1880—1886 — 2-я, 3-я и 4-я чч. («Русский филологический вестник»), в 1882—1887 — «Объяснения малорусских и сродных народных песен» в 2 тт. Однако значительная часть работ П. была опубликована после его смерти. Были выпущены: 3 чч. «Из записок по русской грамматике» [1899; «Из лекций по теории словесности» (составл. по записям слушательниц); «Из записок по теории словесности» [1905; «Черновые заметки о Л. Н. Толстом и Достоевском» («Вопросы теории и психологии творчества», т. V, 1913). Лит-ая деятельность П. охватывает 60—80-е гг. Среди литературоведческих течений той эпохи П. стоит особняком. Ему чужды как буржуазный социологизм культурно-исторической школы (Пыпин и др.), так и буржуазный позитивизм сравнительно-исторического метода Веселовского. Известное влияние на П. оказала мифологическая школа. Он в своих работах уделяет довольно видное место мифу и его соотношению со словом. Однако П. критикует те крайние выводы, к к-рым пришли сторонники мифологической школы. В русском литературоведении и языковедении той эпохи П. явился основателем субъективно-психологического направления. Философские корни этой субъективно-идеалистической теории восходят через Гумбольдта к немецкой идеалистической философии, гл. обр. к философии Канта. Агностицизм, отказ от возможности познать сущность вещей и изобразить в поэтических образах реальный мир пронизывают все мировоззрение П. Сущность вещей, с его точки зрения, не познаваема. Познание имеет дело с хаосом чувственных ощущений, в к-рые человек вносит порядок. Слово в этом процессе играет далеко не последнюю роль. «Только понятие (а вместе с тем и слово, как необходимое его условие) вносит идею законности, необходимости, порядка в тот мир, которым человек окружает себя и который ему суждено принимать за действительный» («Мысль и язык», стр. 131). От агностицизма П. идет к основным положениям субъективного идеализма, заявляя, что «мир является нам лишь как ход изменений,  происходящий в нас самих» («Из записок по теории словесности», стр. 25). Поэтому, подходя к процессу познания, Потебня ограничивает этот процесс познанием внутреннего мира субъекта. Во взглядах на язык и поэзию этот субъективный идеализм проявился как ярко выраженный психологизм. Ставя основные вопросы лингвистики, П. ищет им разрешения в психологии. Только сближая языкознание с психологией, можно, по мнению П., развивать плодотворно и ту и другую науку. Единственно научной психологией П. считает психологию Гербарта. Лингвистику Потебня основывает на теории представлений Гербарта, рассматривая образование каждого слова как процесс апперцепции, суждения, т. е. объяснения вновь познаваемого через прежде познанное. Признав общей формой человеческого познания объяснение вновь познаваемого прежде познанным, П. от слова протягивает нити к поэзии и науке, рассматривая их как средства познания мира. Однако в устах субъективного идеалиста П. положение, что поэзия и наука — форма познания мира, имеет совершенно другой смысл, чем в устах марксиста. Единственной целью как научного, так и поэтического произведения является, по взглядам П., «видоизменение внутреннего мира человека». Поэзия для П. есть средство познания не объективного мира, а лишь субъективного. Искусство и слово являются средством субъективного объединения разрозненных чувственных восприятий. Художественный образ не отражает мир, существующий независимо от нашего сознания; этот мир, с точки зрения П., не познаваем, он лишь обозначает часть субъективного мира художника. Этот субъективный мир художника в свою очередь не познаваем для других и не выражается, а лишь обозначается художественным образом. Образ есть символ — иносказание — и ценен лишь тем, что каждый может вложить в него свое субъективное содержание. Взаимное понимание по существу невозможно. Всякое понимание есть в то же время непонимание. Этот субъективно-идеалистический подход к искусству, рассмотрение образа лишь как символа, как постоянного сказуемого к переменным подлежащим приводят П. в теории поэзии к психологизму, к изучению психологии творчества и психологии восприятия. Систематического изложения взглядов П. на лит-ру мы не найдем в его сочинениях, поэтому изложение его взглядов на лит-ру представляет известную трудность. Приходится излагать систему П., основываясь на его языковедческих работах, черновых заметках и лекциях, записанных учениками и изданных уже после смерти П. Для того чтобы понять сущность взглядов П. на поэзию, необходимо первоначально познакомиться с его взглядами на слово. Развивая в основном взгляды немецкого языковеда Гумбольдта на язык как на деятельность, П. рассматривает язык как орган создания мысли, как мощный фактор познания. От слова как простейшего поэтического произведения П. идет к сложным художественным произведениям. Анализируя процесс  образования слова, П. показывает, что первой ступенью образования слова является простое отражение чувства в звуке, затем идет осознание звука и наконец третья ступень — осознание содержания мысли в звуке. С точки зрения Потебни в каждом слове есть два содержания. Одно из них после возникновения слова постепенно забывается. Это его ближайшее этимологическое значение. Оно заключает в себе лишь один признак из всего разнообразия признаков данного предмета. Так, слово «стол» значит только постланное, слово «окно» — от слова «око» — значит то, куда смотрят или куда проходит свет, и не заключает в себе никакого намека не только на раму, но даже на понятие отверстия. Это этимологическое значение слова П. называет внутренней формой. По существу оно не является содержанием слова, а лишь знаком, символом, под которым нами мыслится собственно содержание слова: оно может включать самые разнообразные признаки предмета. Напр.: каким образом черный цвет был назван вороным или голубой голубым Из образов ворон или голубь, которые являются средоточием целого ряда признаков, был выделен один, именно их цвет, и этим признаком и было названо вновь познаваемое — цвет. Неизвестный нам предмет мы познаем при помощи апперцепции, т. е. объясняем его прежним нашим опытом, запасом уже усвоенных нами знаний. Внутренняя форма слова является средством апперцепции именно потому, что она выражает общий признак, свойственный как объясняемому, так и объясняющему (прежнему опыту). Выражая этот общий признак, внутренняя форма выступает как посредница, как нечто третье между двумя сравниваемыми явлениями. Анализируя психологический процесс апперцепции, П. отождествляет его с процессом суждения. Внутренняя форма есть отношение содержания мысли к сознанию, она показывает, как представляется человеку его собственная мысль... Так, мысль о туче представлялась народу под формой одного из своих признаков — именно того, что она вбирает в себя воду или выливает ее из себя, откуда слово «туча» [(корень «ту» — пить, лить), «Мысль и язык». Но если слово является средством апперцепции, а сама апперцепция есть не что иное, как суждение, то и слово, независимо от своего сочетания с другими словами, есть именно выражение суждения, двучленная величина, состоящая из образа и его представления. Следовательно внутренняя форма слова, к-рая выражает лишь один признак, имеет значение не сама по себе, а только именно как форма (не случайно П. ее именно назвал внутренней формой), чувственный образ которой входит в сознание. Внутренняя форма только указывает на все богатство чувственного образа, заключенного в познаваемом предмете и вне связи с ним, т. е. вне суждения, не имеет смысла. Внутренняя форма важна лишь как символ, как знак, как заместитель всего многообразия чувственного образа. Этот чувственный образ воспринимается каждым поразному в зависимости от его опыта, а следовательно и слово является лишь знаком, в  к-рый каждый вкладывает субъективное содержание. Содержание, которое мыслится под одним и тем же словом, для каждого человека различно, следовательно нет и не может быть полного понимания. Внутренняя форма, выражая собой один из признаков познаваемого чувственного образа, не только создает единство образа, но и дает знание этого единства; «она есть не образ предмета, а образ образа, т. е. представление», говорит П. Слово путем выделения одного признака обобщает чувственные восприятия. Оно выступает как средство создания единства чувственного образа. Но слово кроме создания единства образа дает еще знание его общности. Дитя разные восприятия матери называет одним и тем же словом «мама». Приводя человека к сознанию единства чувственного образа, затем к сознанию его общности, слово является средством познания действительности. Анализируя слово, П. так. обр. приходит к следующим выводам: 1. Слово состоит из трех элементов: внешней формы, т. е. звука, внутренней формы и значения. 2. Внутренняя форма выражает один признак между сравниваемыми, т. е. между вновь познаваемым и прежде познанным предметами. 3. Внутренняя форма выступает как средство апперцепции, апперцепция есть то же суждение, следовательно внутренняя форма есть выражение суждения и важна не сама по себе, а лишь как знак, символ значения слова, к-рое субъективно. 4. Внутренняя форма, выражая один признак, дает сознание единства и общности чувственного образа. 5. Постепенное забвение внутренней формы превращает слово из примитивного поэтического произведения в понятие. Анализируя символы народной поэзии, разбирая их внутреннюю форму, П. приходит к мысли, что потребность восстанавливать забываемую внутреннюю форму и была одной из причин образования символов. Калина стала символом девицы потому же, почему девица названа красною — по единству основного представления огня-света в словах «девица», «красный», «калина». Изучая символы славянской народной поэзии, П. располагает их по единству основного представления, заключенного в их названиях. П. путем детальных этимологических исследований показывает, как сближались, находя соответствие в языке, рост дерева и род, корень и отец, широкий лист и ум матери. От слова первообразного, слова как простейшего поэтического произведения П. переходит к тропам, к синекдохе, к эпитету и метонимии, к метафоре, к сравнению, а затем к басне, пословице и поговорке. Анализируя их, он стремится показать, что три элемента, присущие первообразному слову как элементарному поэтическому произведению, составляют неотъемлемую сущность вообще поэтических произведений. Если в слове мы имеем внешнюю форму, внутреннюю форму и значение, то во всяком поэтическом произведении надо также различать форму, образ и значение. «Единству членораздельных звуков (внешней форме слова) соответствует внешняя форма поэтического произведения, под которой  следует разуметь не одну звуковую, но и вообще словесную форму, знаменательную в своих составных частях» («Записки по теории словесности», стр. 30). Представлению (т. е. внутренней форме) в слове соответствует образ (или известное единство образов) в поэтическом произведении. Значению слова соответствует содержание поэтического произведения. Под содержанием художественного произведения П. разумеет те мысли, которые вызываются в читателе данным образом, или те, к-рые служат автору почвой для создания образа. Образ художественного произведения, так же как и внутренняя форма в слове, является лишь знаком тех мыслей, которые были у автора при создании образа, или тех, к-рые возникают у читателя при его восприятии. Образ и форма художественного произведения, так же как и внешняя и внутренняя форма в слове, составляют, по учению П., неразрывное единство. Если затеряна для сознания связь между звуком и значением, то звук перестает быть внешней формой в эстетическом значении этого слова. Так напр. для понимания сравнения «чистая вода течет в чистой речке, а верная любовь в верном сердце» нам недостает законности отношения между внешней формой и значением. Законная связь между водой и любовью установится только тогда, когда дана будет возможность, не делая скачка, перейти от одной из этих мыслей к другой, когда напр. в сознании будет находиться связь света как одного из эпитетов воды с любовью. Это и есть именно забытая внутренняя форма, т. е. символическое значение выраженного первым двустишием образа воды. Для того чтобы сравнение воды с любовью имело эстетическое значение, необходимо восстановление этой внутренней формы, связи между водой и любовью. Для пояснения этой мысли Потебня приводит весеннюю украинскую песню, где шафранное колесо смотрит из-под тыну. Если воспринять лишь внешнюю форму этой песни, т. е. понять ее буквально, то получится бессмыслица. Если же восстановить внутреннюю форму и связать желтое шафранное колесо с солнцем, то песня принимает эстетическую значимость. Итак, в поэтическом произведении мы имеем те же элементы, что и в слове, соотношения между ними аналогичны соотношениям между элементами слов. Образ указывает на содержание, является символом, знаком, внешняя форма неразрывно связана с образом. При анализе слова было показано, что оно является для П. средством апперцепции, познавания неизвестного через известное, выражением суждения. Тем же средством познания является и сложное художественное произведение. Оно прежде всего необходимо самому творцу-художнику для формирования его мыслей. Художественное произведение есть не столько выражение этих мыслей, сколько средство создания мыслей. Точку зрения Гумбольдта, что язык является деятельностью, органом образования мысли, П. распространяет и на всякое поэтическое произведение, показывая, что художественный образ не является средством выражения готовой мысли, а, как и  слово, играет громадную роль в деле создания этих мыслей. В своей книге «Из лекций по теории словесности» П., разделяя взгляды Лессинга на определение сущности поэзии, критикует его мысль, что нравственное утверждение, мораль, предшествует в сознании художника созданию басни. «В применении к языку это значило бы, что слово сначала означает целый ряд вещей, напр. стол вообще, а потом в частности эту вещь. Однако до таких обобщений человечество доходит в течение многих тысячелетий», говорит П. Затем он показывает, что художник вовсе не стремится всегда довести читателя до нравоучения. Непосредственная цель поэта — это определенная точка зрения на действительный частный случай — на психологическое подлежащее (т. к. образ есть выражение суждения) — посредством сравнения его с другим, тоже частным случаем, рассказанным в басне, — с психологическим сказуемым. Это сказуемое (образ, заключенный в басне) остается неизменным, а подлежащее изменяется, т. к. басня применяется к различным случаям. Поэтический образ в силу своей иносказательности, в силу того, что он является постоянным сказуемым ко многим переменным подлежащим, дает возможность замещать массу разнообразных мыслей относительно небольшими величинами. Процесс создания всякого, даже самого сложного произведения П. подводит под следующую схему. Нечто неясное для автора, существующее в виде вопроса (х), ищет ответа. Ответ автор может найти только в предшествующем опыте. Обозначим последний через «А». Из «А» под влиянием х отталкивается все для этого х неподходящее, привлекается сродное, это последнее соединяется в образе «а», и происходит суждение, т. е. создание художественного произведения. Анализируя произведения Лермонтова «Три пальмы», «Парус», «Ветка Палестины», «Герой нашего времени», П. показывает, как одно и то же х, мучившее поэта, воплощается в различных образах. Это х, познаваемое поэтом, есть нечто чрезвычайно сложное по отношению к образу. Образ никогда не исчерпывает этого х. «Мы можем сказать, что х в поэте невыразимо, что то, что мы называем выражением, есть лишь ряд попыток обозначить этот х, а не выражать его», говорит П. («Из лекций по теории словесности», стр. 161). Восприятие художественного произведения аналогично процессу творчества, только в обратном порядке. Понимает читатель произведение настолько, насколько он участвует в его создании. Так, образ служит лишь средством преобразования другого самостоятельного содержания, находящегося в мысли понимающего. Образ важен лишь как иносказание, как символ. «Художественное произведение подобно слову есть не столько выражение, сколько средство создания мысли, цель его как и слова — произвести известное субъективное настроение как в самом говорящем, так и в понимающем», говорит П. («Мысль и язык», стр. 154). Эта иносказательность образа может быть двух родов. Во-первых, иносказательность в  тесном смысле, т. е. переносность, метафоричность, когда образ и значение относятся к далеким друг от друга явлениям, как напр. внешняя природа и жизнь человека. Во-вторых, художественная типичность, когда образ становится в мысли началом ряда подобных и однородных образов. Цель поэтических произведений этого рода, именно — обобщение, достигнута, когда понимающий узнает в них знакомое. «Изобильные примеры такого познания при помощи созданных поэзией типов представляет жизнь (т. е. применение) всех выдающихся произведений новой русской литературы, с „Недоросля“ и до сатир Салтыкова» («Из записок по теории словесности», стр. 70). Внутренняя форма в слове дает сознание единства и общности чувственного образа, т. е. всего содержания слова. В художественном произведении эту роль объединителя, собирателя различных толкований, различных субъективных содержаний выполняет образ. Образ единичен и вместе бесконечен, бесконечность его заключается именно в невозможности определить, сколько и какое содержание будет в него вложено воспринимающим. Поэзия, по мнению П., восполняет несовершенство научной мысли. Наука, с точки зрения агностика П., не может дать знания сущности предметов и цельной картины мира, т. к. каждый новый факт, не вошедший в научную систему, по мнению П., разрушает ее. Поэзия же обнаруживает недостижимую для аналитического знания гармонию мира, она указывает на эту гармонию конкретными своими образами, «заменяя единство понятия единством представления, она некоторым образом вознаграждает за несовершенство научной мысли и удовлетворяет врожденной человеку потребности видеть везде цельное и совершенное» («Мысль и язык»). С другой стороны, поэзия подготовляет науку. Слово, первоначально являющееся простейшим поэтическим произведением, превращается в понятие Искусство, с точки зрения П., «есть процесс объективирования первоначальных данных душевной жизни, наука же есть процесс объективирования искусства» («Мысль и язык», стр. 166). Наука более объективна, с точки зрения П., чем искусство, т. к. основой искусства является образ, понимание к-рого каждый раз субъективно, основой же науки является понятие, к-рое составлено из объективированных в слове признаков образа. Само понятие объективности трактуется П. с субъективно-идеалистических позиций. Объективность или истинность, по мнению П., — это не правильное отражение нами объективного мира, а лишь «сравнение личной мысли с общей» («Мысль и язык»). Поэзии и науке как различным видам более позднего человеческого мышления предшествовала стадия мифического мышления. Миф также является актом познания, т. е. объяснения х посредством совокупности прежде познанного. Но в мифе вновь познаваемое отождествляется с прежде познанным. Образ целиком переносится в значение. Так напр. между молнией и змеей первобытный человек ставил знак равенства. В поэзии формула  молния — змея приобретает характер сравнения. В поэтическом мышлении человек отличает вновь познаваемое от прежде познанного. «Появление метафоры в смысле сознания разнородности образа и значения есть тем самым исчезновение мифа» («Из записок по теории словесности», стр. 590). Придавая большое значение мифу как первой стадии человеческого мышления, из к-рого затем вырастает поэзия, П. однако далек от тех крайних выводов, к к-рым пришли представители мифологической школы в лице немецкого исследователя М. Мюллера и русского ученого Афанасьева. П. критикует их взгляд, что источником мифа явились неправильно понятые метафоры. Строя свою поэтику на психолого-лингвистической основе, рассматривая вновь создаваемое слово как простейшее поэтическое произведение и протягивая от него нити к сложным художественным произведениям, П. делал колоссальные усилия, чтобы все виды тропов и сложных художественных произведений подвести под схему суждения, разложить познаваемое на прежде познанное и средство познания — образ. Не случайно, что анализ поэтических произведений у П. не пошел далее анализа простейших его форм: басни, пословицы и поговорки, т. к. подогнать под схему слова сложное произведение было крайне трудно. Сближение поэтики с лингвистикой на основе рассмотрения слова и художественного произведения как средств познания внутреннего мира субъекта, а отсюда интерес к проблемам психологии, и было тем новым, что внес в языковедение и литературоведение П. Однако именно в этих центральных вопросах теории П. сказалась вся ошибочность и порочность его методологии. Субъективно-идеалистическая теория П., направленная на внутренний мир, трактующая образность лишь как иносказательность и отрезающая пути подхода к лит-ре как к выражению определенной социальной действительности, в 60—80-е гг. отражала в русском литературоведении упадочные тенденции дворянской интеллигенции. Прогрессивные слои как буржуазной, так и мелкобуржуазной интеллигенции в ту эпоху тянулись либо к историко-культурной школе либо к позитивизму школы Веселовского. Характерно, что П. сам чувствовал родственность своих взглядов с философскими основами представителя дворянской поэзии, предшественника русского символизма Тютчева, В 900-х гг. символисты — выразители русского декаданса — сближали свои теоретические построения с основными положениями поэтики П. Так, Белый в 1910 в «Логосе» посвятил статью основному произведению П. «Мысль и язык», где делает П. духовным отцом символизма. Идеи П. популяризировались и развивались его учениками, сгруппировавшимися вокруг сборников «Вопросы теории и психологии творчества» (изд. в 1907—1923, под ред. Лезина в Харькове). Наиболее интересной фигурой из учеников П. был Овсянико-Куликовский, попытавшийся психологический метод применить к анализу творчества русских классиков. Позднее Овсянико-Куликовский  в значительной мере отошел от системы П. в сторону буржуазного социологизирования. Остальные ученики П. были по существу лишь эпигонами своего учителя. Горнфельд сосредоточивал главное внимание на проблемах психологии творчества и психологии восприятия («Муки слова», «Будущее искусство», «О толковании художественного произведения»), трактуя эти проблемы с субъективно-идеалистических позиций. Райнов популяризировал эстетику Канта. Другие ученики П. — Лезин, Энгельмейер, Харциев — развивали учение П. в направлении эмпириокритицизма Маха и Авенариуса. Теория П., рассматривавшая слово и поэтическое произведение как средство познания через обозначение разнообразного содержания одним образом-символом, истолковывалась ими с точки зрения экономии мышления. Ученики Потебни, рассматривавшие науку и поэзию как формы мышления сообразно принципу наименьшей затраты сил, с исключительной ясностью обнаружили субъективно-идеалистические основы потебнианства и тем самым всю его враждебность марксизму-ленинизму. Сыгравшее свою историческую роль в борьбе со старым схоластическим языковедением, заострившее внимание науки о лит-ре на вопросах психологии творчества и психологии восприятия, на проблеме художественного образа, связывавшее поэтику с лингвистикой, потебнианство, порочное в своей методологической основе, смыкаясь затем с махизмом, обнаруживало все резче свою реакционность. Тем более недопустимы попытки отдельных учеников П. сочетать потебнианство с марксизмом (статья Лезина). В последние годы некоторые из учеников П. пытаются освоить принципы марксистско-ленинского литературоведения (Белецкий, М. Григорьев). Библиография: I. Важнейшие работы: Полное собр. сочин., т. I. Мысль и язык, изд. 4, Одесса, 1922 (первонач. в «ЖМНП», 1862, ч. 113, 114; 2, 3, 5 изд. — 1892, 1913, 1926); Из записок по теории словесности, Харьков, 1905: I. О некоторых символах в славянской народной поэзии. II. О связи некоторых представлений в языке. III. О купальских огнях и сродных с ними представлениях. IV. О доле и сродных с нею существах, Харьков, 1914 (первоначально печаталась раздельно в 1860—1867); Из лекций по теории словесности, чч. 1 и 2, Харьков, 1894 (изд. 2, Харьков, 1923); Из записок по русской грамматике, чч. 1 и 2, изд. 2, Харьков, 1889 (первоначально в журналах 1874); То же, ч. 3, Харьков, 1899. II. Памяти А. А. Потебни, Сб., Харьков, 1892; Овсянико-Куликовский Д. Н., А. А. Потебня как языковед, мыслитель, «Киевская старина», 1893, VII—IX; Ветухов А., Язык, поэзия и наука, Харьков, 1894; Сумцов Н. Ф., А. А. Потебня, «Русский биографический словарь», том Плавильщиков — Примо, СПБ, 1905, стр. 643—646; Белый А., Мысль и язык, сб. «Логос», кн. II, 1910; Харциев В., Основы поэтики А. А. Потебни, сб. «Вопросы теории и психологии творчества», т. II, вып. II, СПБ, 1910; Шкловский В., Потебня, сб. «Поэтика», П., 1919; Горнфельд А., А. А. Потебня и современная наука, «Летопись дома литераторов», 1921, № 4; Бюлетень Редакційного Комітету для видання творів О. Потебні, ч. 1, Харків, 1922; Горнфельд А. Г., Потебня, в кн. автора «Боевые отклики на мирные темы», Ленинград, 1924; Райнов Т., Потебня, П., 1924. См. сб. «Вопросы теории и психологии творчества», тома I—VIII, Харьков, 1907—1923. III. Балухатый С., Теория литературы, Аннотированная библиография, I, Л., 1929, стр. 78—85; Райнов, А. А. Потебня, П., 1924; Халанский М. Г. и Багалей Д. И. (ред.), Историко-филологич. факультет Харьковского университета за 100 лет, 1805—1905, Харьков, 1908; Языков Д., Обзор жизни и трудов русских писателей и писательниц, вып. XI,  СПБ, 1909; Пиксанов Н. К., Два века русской литературы, изд. 2, М., 1924, стр. 248—249; Памяти А. А. Потебни, Сб., Харьков, 1892. Е. Дроздовская... смотреть

ПОТЕБНЯ

Потебня Александр Афанасьевич (1835-1891) Один из выдающихся ученых-лингвистов конца XIX в., оставивший глубокий след в различных областях научного з... смотреть

ПОТЕБНЯ

Александр Афанасьевич (1835-1891) Один из выдающихся ученых-лингвистов конца XIX в., оставивший глубокий след в различных областях научного знания: лингвистике, фольклористике, мифологии, литературоведении, эстетике, искусствознании. П. окончил в 1856 г. историко-филологический факультет Харьковского университета, защитил магистерскую («О некоторых символах в славянской народной поэзии» — 1861 г.) и докторскую («Из записок по русской грамматике» — 1874 г.) диссертации; здесь же, став профессором кафедры русской словесности, работал до самой смерти. Широкую известность приносят ему труды: «Мысль и язык» (1862), «К истории звуков русского языка» (1876-83), «Слово о полку Игореве: текст и примечания» (1878). П. был создателем или в той или иной мере стоял у истоков современных подходов к этно- и социолингвистике, фонетике, исторической диалектологии и грамматике, семасиологии, культурной антропологии, этнопсихологии, психологии искусства. Исходным моментом его лингвистических воззрений явилось положение об эвристической функции языка как особого рода духовно-практической деятельности, как средства не только выражать, но и создавать ее. Отсюда следовал вывод о том, что язык и мышление образуют диалектическое противоречие, в котором язык, при определяющей роли мышления, выступает как относительно самостоятельное явление; одновременно — как форма мысли, так и средство ее формирования. Слово, в его понимании, — творческий акт речи и познания, «... выражение мысли лишь настолько, насколько служит средством к ее созданию», то есть оно уже само является образом. П. разделяет и развивает идею В. Гумбольдта о том, что «язык, в сущности, есть нечто постоянное» и, в то же время, «в каждый момент исчезающее явление», что он «есть не мертвое произведение, а деятельность». Основываясь на классическом представлении о том, что язык есть знак, обозначающий некую предметную реальность, П., вместе с тем, прослеживает в своих работах, как именно происходит это обозначение, как образ предмета (явления, процесса) переходит в понятие о предмете, каким образом формируются либо утрачиваются его эстетические свойства. При этом он исходит из идеи, что слово не может быть понято лишь как средство сообщения готовой, завершенной мысли. Становление ее происходит в момент выражения в слове. Понятно, что эти представления имели далеко идущие последствия не только для лингвистики или семиотики, но и для эстетики XX в., понимания становления художественного образа в искусстве. Для П. характерно отношение к языку как к непрерывной деятельности, динамичному явлению, постоянно трансформирующему слово и варьирующему уровни его поэтической образности. В то же время, рассматривая слово как сложную структуру, П. выделяет в нем те элементы, которые имеют прямое отношение к пониманию художественности. Это, прежде всего, понятие внутренней формы, которое П. считал присущим и слову, и художественному образу, — понятие, стоящее в центре его лингвоэстетической концепции. Трактовка П. этой категории в содержательном отношении восходит к Гумбольдту, но, в то же время, существенно трансформирует его идеи. Внутренняя форма мыслится им как единство трех элементов: звука («внешнего знака значения»), представления («внутреннего знака значения») и самого значения. Внутренняя форма — одновременно и чувство, и представление; на ее основе создаются переносные значения, дающие, по словам П., «простор новым мысленным массам». Внутренняя форма слова дает направление мысли, не ограничивая при этом пределов его применения (всегда ориентированного на поиск множества значений), предоставляя ему возможность выступать в различных сочетаниях и получать переносный смысл, быть частью сравнения и становиться тропом. П. убежден, что именно процесс сравнения, Перенесения смысла и значения, пронизывающий жизнь слова на всех этапах его развития, и привносит элемент художественности во все более усложняющиеся словесные образования — словосочетания, предложения, образы, произведения. Формирование нового смысла и значения происходит каждый раз при применении слова. «В ряду слов того же корня, последовательно вытекающих одно из другого, всякое предшествующее может быть названо внутренней формой последующего». Примером здесь могут служить слова: город, огород, городить, горожанин, где каждое значение слова есть собственное и, в то же время, каждое, — производное от другого. Внутренняя форма в языке осуществляет преемственность значения слова в процессе словообразования, словотворчества. Причем, эту преемственность можно ощущать до тех пор, пока ясно происхождение очередного значения слова в этимологической цепочке. Внутренняя форма представляется П. в качестве своего рода образной формы концентрации значения слова. Этой «функцией», главным образом, и определяется ее эстетическая значимость, как собственно в языке, так и в словесных художественных структурах. Внутренняя форма — центр художественности образа и выражает наиболее общий его признак, она, «... выражая собой один из признаков... чувственного образа, не только создает единство образа, но и дает знание этого единства, она есть не образ предмета, но образ образа, т. е. представление». С этой категорией П. связывает и понятие поэтичности. Изначальная ее основа — сам язык. Но поэтично, т. е. содержит в себе некоторое эстетическое значение, не любое слово, а лишь сохраняющее все три элемента внутренней формы. Слово, потерявшее ее, в художественном плане, безобразно. Более того, поэтичность, как эстетическое свойство, теряется при отсутствии наглядного значения слова. Если субъект воспринимает в слове некий звуковой комплекс и определенное содержание, но в слове утрачивается связь между звуком и значением (наиболее общим образным представлением), то исчезают и его эстетические признаки. Последние могут быть восстановлены и усилены контекстом, расширяющим первичное значение слова. Развернутые параллельные сравнения в русской народной поэзии (типа: «добрый молодец»... «красна девица»), где одно слово указывает на внутреннюю форму другого, являются, согласно П., наиболее наглядной иллюстрацией восстановления для сознания внутренней формы. В соответствии с этим поэзия рассматривается им как поиск и открытие в слове его ближайшего этимологического значения, дающего возможность образного расширения, более живого применения, придающего жизненность, образно-эмоциональную полноту, чувственную конкретность и осязаемость образному строю. В трехчленной структуре слова, утверждает П., звук и значение относятся к атрибутивным его свойствам, непременным условиям существования. Внутренняя же форма — наиболее подвижный и динамичный элемент. Утрата ее в слове — закономерное явление, сопряженное с процессом абстрагирования, образования понятий из чувственных образов. Этот процесс приводит к возникновению прозы, а вместе с ней и отвлеченного мышления, науки. Язык науки, оперирующий значениями, возведенными в степень понятий, в свою очередь, расценивается П. как высшая ступень прозаичности языка, ибо прозаическое слово непосредственно, без связи с представлением, сочетает образ и значение. Формулируя свои эстетические воззрения на лингвистической основе, предлагая концептуальную модель, имеющую в своей основе трехчленную структуру, в качестве универсальной, приложимой, помимо словесности, и к другим видам искусства, исходя из понимания языка как орудия мысли и понятия внутренней формы как важнейшей в анализе тех эстетических механизмов, которые формируют феномен художественности, П. пришел к ряду важнейших теоретических заключений. Прежде всего, в самом широком исследовательском контексте были поставлены взаимосвязанные проблемы образности и поэтичности языка, а также поэзии и прозы как соотносительных категорий. Образотворческий процесс был осмыслен как естественное состояние языка, в котором поэтическое и прозаическое мышление непрерывно взаимодействуют. Художественный образ рассматривался не как нечто целостное и определенное, но конструировался в соответствии с принципом собирающейся и рассыпающейся психологической мозаики, в которой выделялись как сущностные, формирующие основу художественности целостные образные эстетические структуры, так и более простые, смутные, картинные образы-представления. Подобный взгляд П. на природу художественной образности, расширяющий традиционные «классические» представления, был серьезной теоретической новацией. Идея же о том, что слово (язык) участвует в формировании и направлении движения мысли, предоставляла возможность поставить изучение процесса художественного мышления на конкретно-фактологическую основу. Движение языковых фактов и грамматических категорий рассматривалось как форма движения мысли. В соответствии с этим утверждалось, что художественное произведение не оформляет уже готовую идею, но формирует ее, подобно слову, образующему мысль. Отсюда вытекала перспективная идея подхода к слову и художественному произведению как динамичным феноменам. Следствием методологической широты лингвоэстетической теории П. стало ее влияние на последующую отечественную науку. Отголоски тех или иных ее положений можно обнаружить в трудах крупнейших исследователей: M. M. Бахтина, А. И. Белецкого, Л. С. Выготского, В. В. Виноградова и др. Лингвоэстетическая концепция украинского мыслителя была воспринята теоретиками "русского символизма" (В. Брюсовым, А. Белым и др.), вслед за П. развивавшими идеи о поэтическом богатстве языка, гибких и многообразных формах образности слова, целостности и синтетичности образов искусства. Своеобразную интерпретацию концепция П. о слове и образе получила в кругах теоретиков футуризма (В. Хлебников и др.), пытавшихся вычислить сокровенное, «магическое» сочетание звуков и букв с целью прямого воздействия на жизнь, ее преобразование. Оставшись во многом незавершенной, лингвоэстетическая теория П. стимулировала типологическое изучение искусства, развитие психологии художественного восприятия и творчества в XX в. Соч.: Эстетика и поэтика. М., 1976; Слово и миф. М., 1989; Теоретическая поэтика. М., 1990. Лит.: Александр Афанасьевич Потебня. Киев, 1962; Франчук В. Ю. Александр Афанасьевич Потебня. Киев, 1975; Чудаков А. П. Психологическое направление в русском литературоведении. А. А. Потебня.//Академические школы в русском литературоведении. М., 1975. А.Липов... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич [10(22) окт. 1835 – 29 нояб. (11 дек.) 1891] – укр. и рус. языковед, создатель филос.-лингвистич. концепции – "потебни... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (10(22).9.1835, с. Гавриловка Ромен. у. Полтав. губ., ныне Сумск. обл. УССР, — 29.11(11.12).1891, Харьков) — рус. и укр. ... смотреть

ПОТЕБНЯ

Александр Афанасьевич (1835—1891) — украинский и русский ученый, филолог-славист, этнопсихолог. Создатель учения О внутренней форме слова, теории психологии искусства. Д-р филологии (1874), профессор (1875). Чл.-кор. Петербургской Академии наук (1877). За научную деятельность удостоен полной Ломоносовской премии (1875), золотой Уваровской (1878 ) и золотой Константи-новской (1891) медалей. Имя П. присвоено Киевскому ин-ту языковедения. Окончил Харьковский ун-т (1856). В 1860 г. защитил там магистерскую дис: О некоторых символах в славянской народной поэзии и начал свою преподавательскую деятельность. В 1874 г. защищаетдокт. дис, посвященную главным образом синтаксическим проблемам — анализу понятий слова, грамматической формы, грамматической категории и др. (Из записок по русской грамматике, т. 1-2, 1874; т.З, 1899; т.4, 1941). С 1875 г-профессор Харьковского ун-та. Разрабатывал психологическое направление в отечественном языкознании и литературоведении; сторонник этнопсихологии как самостоятельной науки, изучающей высшие духовные образования (речь, мышление, сознание, самосознание и т.п.). Подвергнув истори-ко-психологическому анализу многие древние и современные ему языки, П. раскрыл их знаково-образную природу (учение о внутренней форме слова), в которой зафиксировано духовное развитие человечества. Исследуя психологическую природу языка, отношение мысли к слову, вскрыл историчность человеческой психики, главный механизм формирования и развития которой видел в присвоении практической и теоретической деятельности в формах языка и культуры. Одним из первых в отечественной науке поставил на почву точного фактологического исследования разработку вопросов истории мышления в его связи с языком, выдвинул и обосновал положение о единстве сознания и языка (Мысль и язык, 1862, 1926). На основе изучения языкового сознания русского народа попытался раскрыть этапы исторического становления и смены форм человеческого мышления (мифологического, научного или прозаического и поэтического). П. обосновывает положение о том. что в истории создания и развития языка отражен процесс становления психики человека вообще и конкретной личности в частности. Развитие сознания человека он связывал с историческим развитием самого человека, считая, что сознание зарождается на определенной ступени развития психики и первой клеточкой его является слово. Разрабатывал учение о роли языка в психической деятельности, указав, что с появлением слова в психике возникает ядро, вокруг которого кристаллизуются чувственные данные. В этом — принципиальное различие становления психики человека по сравнению с психикой животных. Применив эволюци-онно-генетический подход к решению проблемы природы мышления и речи и их взаимосвязи, П. исследовал процессы возникновения художественного образа, значение воображения и мышления в переработке впечатлений, содержащихся в психологическом опыте творца, а также роль языка как основы всей творческой деятельности человека. Проанализировал процесс художественного творчества на всех его этапах — от замысла к созданию целостного произведения и его последующему восприятию. Благодаря работам П. в отечественную психологию искусства вошло понимание художественного восприятия как процесса сотворчества. Идеи П. стали основой теории и психологии творчества, получили развитие в трудах его последователей и учеников (Д.Н. Овсянико-Куликовский, В.И. Хар-циев, Б. А. Лезин и др.), представителей так называемой Харьковской психологической школы. Кроме указанных выше, автор трудов: Из записок по русской грамматике, переиздано в 1958—1977 гг.; Из записок по теории словесности / Поэзия и проза. Тропы и фигуры. Мышление поэтическое и мифическое , 1905; Основы поэтики / Вопросы теории и психологии творчества ,1910; Излекций по теории словесности , 1930; Эстетика и поэтика, избр. труды А.А. Потебни, 1976. С.А. Мацейкив... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (1835-1891) - украинский и русский лингвист, философ и культуролог. Окончил историко-филологический факультет Харьковског... смотреть

ПОТЕБНЯ

Александр Афанасьевич (1835-1891) - украинский и русский лингвист, философ и культуролог. Окончил историко-филологический факультет Харьковского университета (1856). Впоследствии учился в Берлине, брал уроки санскрита у А. Вебера. Профессор, член-корреспондент Петербургской Академии наук (1877). Один из основателей психологической школы в языкознании. В творчестве П. отразилось влияние В. Гумбольдта, X. Штейнталя, Сеченова. Наследие П. огромно и многогранно: он разрабатывал проблемы теории словесности; происхождения и эволюции языка; лингвистики; грамматики; связи языка и мышления; языка и нации; языка и мифа; символики языка; фольклористики; искусствознания. В философско-лингвистической концепции П. можно выделить следующие тезисы и подходы. Природа языка общественна: "общество предшествует началу языка"; слово не только продукт индивидуального сознания. Язык творит народ, язык - порождение "народного духа", язык задает "народность" (национальную специфику народа). (Категории "народ" и "народность" - центральные для концепций П.). П. впервые применил метод реконструкции национального языка и его описание через антиномии (которые выявляют представления народа о природе), погрузил изучение слова в этнографический контекст. Язык, по П., формирует человеческую мысль: грамматические категории суть категории мышления, формы движения мысли. "Язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее..." ("Мысль и язык", 1862). Через язык мы воспринимаем и познаем мир, слово формирует ряд познавательных моделирующих систем: миф, фольклор, науку. Именно в слове человек объективирует восприятие мира и связывает это слово с другими словами. История грамматики - это история типов мышления и сознания. П. предвосхитил многие проблемы современной лингвистики: различение языка и речи, понимания и непонимания как аспектов коммуникации и др. П. считал, что диалог всегда предполагает непонимание, так как речь (высказывание) есть акт творческий, авторский, и, следовательно, до некоторой степени неповторимо-непонятный. В своей лингвистической концепции мифа (на основе сравнительно-исторического языкознания) П. рассматривает миф как начало эволюции человеческой культуры в виде языка: это - акт "объяснения неизвестного посредством совокупности прежде данных признаков, объединенных и доведенных до сознания словом или образом". Для возникновения мифов особо значимой явилась, согласно П., внутренняя форма слова - посредник между тем, что объясняется в мифе, и тем, что он объясняет. Миф - первый этап, тип познания мира: "Каждый акт мифический... есть... акт познания" ("О доле и сродных с нею существах", 1867). Миф, по П., аналогичен науке: и миф, и наука познают мир и объясняют его по аналогии. В мифе содержится нерасчле-ненный сплав будущих узкоспециализированных наук и знаний; в мифе не различается образ объекта и сам объект. При анализе мифа важно обращать внимание не на сюжет, а на его смысл, ибо миф - это слово. Миф не есть отжившая форма человеческой мысли, он эволюционирует и развивается. Лосев отмечал, что у П. замечательная система феноменологических, психологических, логических и лингвистических идей и методов. Отдавая дань уважения эвристическому и педагогическому потенциалу творчества П., Флоренский называл его "родоначальником целого ученого выводка". Наследие П. отразило в себе философичность и синтетичность русской науки 19 в., а многие теории и подходы П. остаются работающими и в конце 20 ст. Д.К. Безнюк... смотреть

ПОТЕБНЯ

Андрей Афанасьевич (19.VIII.1838 - 21.II.1863) - рус. революционер. В 1856 окончил Константиновский кадетский корпус. Служил в чине прапорщика, затем п... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ́, і́, ж.Шкіряна лопать з боків сідла.На ньому [коневі] вершник мовчазливий: схилилась постать нежива, на гриві б'ється голова; вже він не прави... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (1835-91), украинский и русский филолог-славист, член-корреспондент Петербургской АН (1875). Брат А. А. Потебни. Разрабатывал вопросы теории словесности (язык и мышление, природа поэзии, поэтика жанра, учение о "внутренней форме" слова), фольклора, этнографии, общего языкознания, фонетики, грамматики и семасиологии славянских языков.<br><br><br>... смотреть

ПОТЕБНЯ

- Александр Афанасьевич (1835-91) - украинский и русскийфилолог-славист, член-корреспондент Петербургской АН (1875). Брат А. А.Потебни. Разрабатывал вопросы теории словесности (язык и мышление, природапоэзии, поэтика жанра, учение о ""внутренней форме"" слова), фольклора,этнографии, общего языкознания, фонетики, грамматики и семасиологииславянских языков.... смотреть

ПОТЕБНЯ

ПОТЕБНЯ Андрей Афанасьевич (1838-63), революционный демократ, организатор Комитета русских офицеров в Польше, подпоручик. Брат А. А. Потебни. В 1862, накануне казни И. Н. Арнгольдта и др., покушался на жизнь царского наместника А. Н. Лидерса. В 1863 в рядах польских повстанцев. Погиб в бою.<br><br><br>... смотреть

ПОТЕБНЯ

власна назва, імен. чол. родуПотебня

ПОТЕБНЯ

имя собств., сущ. муж. родаПотебня

ПОТЕБНЯ

-і, ж. Шкіряна лопать із боків сідла.

ПОТЕБНЯ

"кожаные лопасти по бокам казачьего седла", укр. потебня – то же, сюда же фам. Потебня. От тебенек (см.); ср. Потебня, РФВ 5, 239.

ПОТЕБНЯ

імен. жін. роду

ПОТЕБНЯ

-і, ж. Шкіряна лопать із боків сідла.

ПОТЕБНЯ

див. Потебня, Олександр Опанасович

ПОТЕБНЯ

потебня́ іменник жіночого роду

ПОТЕБНЯ

Потебня́ прізвище

ПОТЕБНЯ А. А.

(1831-1891)украинский и русский филолог-славянист, член-корреспондент Петербургской АН (1875), разрабатывавший вопросы теории фольклора, этнографии, яз... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛДР АФ.

(1835-91) - филолог-славист. Окончил Харьковский ун-т (1856). В 1860 защитил магистерскую дисс. "О некоторых символах в слав. нар. поэзии". С 1875 проф. Харьк. ун-та. Оставил глубокий след в изучении филос. основ языка, сравнит.-ист. грамматики, семасиологии, а также фольклора, мифологии, этнографии, общей теории словесности. Концепция соотношения языка и мышления сложилась у П. под влиянием идей В. Гумбольдта и Г. Штейнталя. Движение яз. фактов и развитие грамматич. категорий рассматривалось им как форма движения мысли. Отличит. черта лингв. штудий П. - всепроникающая семантичность. Этот принцип П. распространил и на др. сферы - фольклор, мифологию, лит-ру. В поэтич. слове П. выделял три составляющих: внеш. форма (звучание), значение и внутр. форма (образ). Поэтичность худож. текста - это прежде всего его образность. По мнению П., духовность в своем развитии проходит этапы мифа, поэзии и прозы (науки). Миф - необходимый этап в эволюции форм познания мира. Миф аналогичен науке как в общей ориентации на познание, так и в плане использования принципа объяснения по аналогии. Специфика мифа, фольклора, поэзии - в их символичности. С помощью символов восстанавливается внутр. форма слова, утрачиваемая в процессе эволюции языка. Теория символов П. привлекла внимание рус. поэтов-символистов (А. Белый, В. Брюсов, Вяч. Иванов). Многие идеи П. переживают сейчас второе рождение. <p class="tab">Соч.: Мысль и язык. 5-е изд. Харьков, 1926; Из лекций по теории словесности: Басня. Пословица. Поговорка. 3-е изд. Харьков, 1930; Из записок по рус. грамматике: В 4 т. М., 1958-85.</p>... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

- профессор томского технологического института, родился в 1868 г., сын Александра Афанасьевича Потебни (см. XXIV, 727). Окончил курс на математическом факультете в Харьковском университете в 1892 г. В 1900 г., после защиты проекта, получил звание инженера-технолога и был командирован за границу для подготовки к занятию кафедры электротехники в Томском технологическом институте, каковую и занимает с 1902 г. Напечатал: *Об изменении скоростей многофазных асинхроничных двигателей* (*Электричество*, 1902) и *К вопросу о параллельной работе альтернаторов* (*Известия Томского Технологического Института*, 1904).... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Потебня (Александр Александрович) - профессор томского технологического института, родился в 1868 г., сын Александра Афанасьевича Потебни (см. XXIV, 727). Окончил курс на математическом факультете в Харьковском университете в 1892 г. В 1900 г., после защиты проекта, получил звание инженера-технолога и был командирован за границу для подготовки к занятию кафедры электротехники в Томском технологическом институте, каковую и занимает с 1902 г. Напечатал: "Об изменении скоростей многофазных асинхроничных двигателей" ("Электричество", 1902) и "К вопросу о параллельной работе альтернаторов" ("Известия Томского Технологического Института", 1904).<br>... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Потебня Александр Александрович — профессор томского технологического института, род. в 1868 г., сын Александра Афанасьевича П. (см.). Окончил курс на математическом факультете в харьковском унив. в 1892 г. В 1900 г., после защиты проекта получил звание инженер-технолога и был командирован за границу для подготовки к занятию кафедры электротехники в томском технологическом институте, каковую и занимает с 1902 г. Напечатал: " Об изменении скоростей многофазных асинхроничных двигателей " (" Электричество ", 1902) и " К вопросу о параллельной работе альтернаторов " (" Изв. Томск. Технологич. Инст. ", 1904).<br><br><br>... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ

профессор томского технологического института, род. в 1868 г., сын Александра Афанасьевича П. (см.). Окончил курс на математическом факультете в харько... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

(10(22).IX.1835, с. Гавриловка Роменск. у. Полтав. губ. — 29.XI.(11.XII).1891, Харьков) — филолог. Ок. Харьк. ун-т (1856), с 1875 — проф. этого ун-та. Автор исследований о взаимоотношении яз. и мышления, о грамматич. строе слав. яз., лингвистич. поэтике. Чл.-корр. Российской АН (1877).<p class="text10k">В 1877 П. публикует свое изд. С. с обширным комм. Интерпретация текста памятника у исследователя весьма своеобразна, он приводит его «в виде исправленном по мере разумения», унифицирует орфографию, восстанавливая архаичное обозначение мягкости, написание редуцированных в слабых и сильных позициях, проводя исключительно древнерус. написания групп плавный — редуцированный, добиваясь</p><p><span class="page">159</span></p><p class="text10">единообразия в написании гласных после шипящих, и т. д. Подготовл. П. текст С. содержит, напр., такие написания как <em>св<font class="old">ѣ</font>тьлое</em>, <em>брешють</em>, <em>съльнце</em>, <em>коньць</em>, <em>шеломъмь</em>, <em>Чьрнигова</em>, <em>Кончякъ</em> вм. <em>св<font class="old">ѣ</font>тлое</em>, <em>брешуть</em>, <em>солнце</em>, <em>конець</em>, <em>шеломомъ</em>, <em>Чрънигова</em>, <em>Кончакъ</em> и т. д.</p><p class="text10k">В текст С. П. вносит много поправок («успала князю у умъ похоть», «свивая словеса», «зв<font class="old">ѣ</font>рина въста: узбися дивъ», «несъжьдали есте» вм. «не вижду власти» и т. д.), он предлагает добавить слова: «(горе) с<font class="old">ѣ</font>яшеться и растяшеть», «(рать) на поганыя погыбе» и т. д. По мнению исследователя, в тексте С. много вставок и перестановок. Вставками П. считает, напр., чтения «помняшеть, бо, рече, първыхъ временъ усобіц<font class="old">ѣ</font>», «жалость ему знаменіе заступи», «хотять прикрыти два (<i>так!</i>) солнца», считает вставным весь фрагмент от слов «тъи бо Олегъ мечемъ крамолу коваше» до слов «и въ ты пълкы», фрагмент «О, стонати Руской земли... хоботы пашутъ» предлагает переставить после слов «туга и тоска сыну Гл<font class="old">ѣ</font>бову». Реконструкция текста С., предлож. П., не встретила поддержки и находится в противоречии с возобладавшей в слововедении тенденцией к сохранению текста С. в том виде, в котором он дошел до нас в Мусин-Пушкинском списке (см. <i>История текста «Слова»</i>). Несравнимо больший интерес представляют комм. П. к тексту С., в которых он опирается на свой богатый исслед. опыт в обл. изучения истории слав. яз. и особенно поэтики слав. фольклора (см., напр., его дис. «О некоторых символах в славянской народной поэзии»). П. дополняет, а порой и критически оценивает разыскания своих предшественников — <i>М. А. Максимовича</i>, <i>Н. С. Тихонравова</i> и особенно <i>В. Ф. Миллера</i>, против попыток которого найти источник С. в болг. книжности возражает П. Комм. содержат богатейший материал, в котором С. сопоставляется с восточно-слав. и югослав. фольклором, обосновывается мысль о значит. влиянии образной и символич. системы восточнослав. эпоса на С. В отд. случаях П. склонен придавать большее значение именно поэтич. образности, оттесняя на второй план конкретность и фактическую достоверность повествования в С. Так, в чтении «уже за шеломянемъ еси» П. видит не геогр. термин («за горою»), а поэтич. образ со значением «далеко» (С. 47); в выражении «пороси поля прикрываютъ» П. склонен видеть «символ чего-то предстоящего грозного, печального» (С. 48) и т. д. Исходя в большей степени из символики фольклора, чем из ист. конкретности, рассматривает П. фрагмент о <i>Всеславе</i> «връже Всеславъ жребий ... злата стола Киевскаго» (С. 121—123). П. придает большое значение символике в тексте С., рассматривая, напр., ассоциативные связи понятий <em>вода</em> — <em>беда</em>, <em>море</em> — <em>горе</em>, эпитета <em>мутен</em> (С. 84—86); символы горя в различных его модификациях видит он в образе Дива, Девы Обиды и Невеселой Годины; образ «тресну нужда на волю» понимает в том смысле, что «с треском (с громовым ударом) вышла Нужда (мифологическое лицо) на волю (на свободу)» (С. 97).</p><p class="text10k">П. предложил новые толкования многим спорным чтениям и «темным местам» С. Так, фразу «Гзакъ б<font class="old">ѣ</font>житъ с<font class="old">ѣ</font>рымъ влъкомъ, Кончакъ ему сл<font class="old">ѣ</font>дъ править» он понимает в том смысле, что ханы бегут от русичей, а не приближаются к ним (С. 36). П. допускает, что прозвище «Гориславич» — результат ошибочного прочтения, и предлагает исходное чтение «Тогда при Олз<font class="old">ѣ</font> Святославличи (гор<font class="old">ѣ</font>) с<font class="old">ѣ</font>яшется» (С. 56); он рассматривает фрагмент «Въстала обида въ силахъ... у Дону,</p><p><span class="page">160</span></p><p class="text10">плещущи» как «перечисление отдельных последовательных моментов приближения обиды: сначала она вступила на землю Трояню, где-то в неведомой дали пространства и времени, потом всплескала крылами на Синем море, наконец у Дону, где совершилось несчастье» (С. 70); П. обосновывает правильность употребления прил. <em>тисов</em> (а не <em>тесов</em>, как думали некоторые комментаторы), считает, что образ отсутствующего кнеса в картине сна Святослава символизирует, что «на него падет забота о роде, о земле» (С. 90). Исследователь предложил ряд конъектур: <em>упуди</em> вм. <em>убуди</em> (в тексте «убуди жирня времена»), <em>полел<font class="old">ѣ</font>я</em> вм. <em>повел<font class="old">ѣ</font>я</em> (в тексте «повел<font class="old">ѣ</font>я отца своего»). Эти конъектуры и особенно комм. П. к поэтич. образам С. вошли в основной фонд лит. интерпретации текста памятника.</p><p class="text10k">В посмертно опубл. работе П. «Задонщина» рассматривается соотношение этого памятника со С.</p><p class="text8kot"><i>Соч.</i>: Малорусская народная песня по списку XVI в.: Текст и примечания // ФЗ. 1877. Вып. 2. С. 1—53; Слово о полку Игореве: Текст и примечания // Там же. Вып. 5—6. С. 1—64; 1878. Вып. 1. С. 65—104; Вып. 2. С. 105—149; Вып. 4. С. 150—156 [рец.: <i>Jagič V</i>. // AfslPh. 1879. Bd 3. S. 738; <i>Барсов</i>. Слово. Т. 2. С. 85—103]; обе работы переизданы в кн.: <i>Потебня А. А.</i> Слово о полку Игореве: Текст и примечания, с дополнением из черновых рукописей «О Задонщине». Объяснение малорусской песни XVI века. Харьков, 1914.</p><p class="text8k"><i>Лит.: Гудзий Н. К.</i> Судьбы Печатного текста «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1951. Т. 8. С. 40; <i>Булаховский Л. А.</i> Александр Афанасьевич Потебня: (К шестидесятилетию со дня смерти). Киев, 1952. С. 24—25; <i>Франчук В. Ю.</i> Олександр Опанасович Потебня. Київ, 1975.</p><p class="text8k">КЛЭ; <i>Булахов М. Г.</i> 1) Языковеды. Т. 1. С. 195—202; 2) Энциклопедия.</p><p class="podpis">О. В. Творогов</p>... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

1835-1891) – русский философ, психолог, славист, этнограф. Согласно П., язык – это деятельность, орган, который образовывает мысль («Мысль и язык», 1892). Все отношения человека к внешним предметам обусловлены тем способом, каким эти предметы представляются ему в языке. Каждый народ очерчен кругом своего языка и выйти их этого круга он может только перейдя в другой. Истолковывал понимание как активный творческий процесс, формирующий духовный облик индивида. Психология поэтического творчества соответствует творчеству смысла слова. П. создал психологию восприятия и толкования художественных произведений. Ему принадлежит развернутая теория творческого процесса исследования роли воображения в нем, характера в нем, характера воплощения замысла в определенном материале, установление отличия художественного и научного творчества. Большое внимание П. уделил психологической проблеме соотношения мира и самосознания, показав исторический характер самопознания, выраженный через отношение к прошлому и будущему человека. Самопознание – не акт созерцания, а прежде всего деятельность, в процессе которой человек узнает черты своей психики.... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

[10(22) окт. 1835 – 29 нояб. (11 дек.) 1891] – укр. и рус. языковед, создатель филос.-лингвистич. концепции – "потебнианства". В 1856 окончил Харьковский ун-т и с 1860 преподавал в нем. С 1875 – проф. Харьковского ун-та; чл.-корр. Петерб. АН (с 1877). Центр. труд П. "Из записок по русской грамматике" сыграл выдающуюся роль в обосновании историч. языкознания, в развитии грамматич. теории рус. языка. П. одним из первых в России поставил на почву точного фактологич. исследования разработку вопросов истории мышления в его связи с языком, пытался установить общие семантич. принципы осознания человеком осн. категориальных отношений действительности. Рассматривая речевые единицы как акт мысли, в к-ром языковая форма выступает "ссылкой на значение", П. (см. "Мысль и язык" и др. работы) обосновывает учение о "внутр. форме" слова. Согласно этому учению, наряду со знаковой оболочкой и асбтрактным значением, слово имеет "внутр. форму", т.е. представление, образ этого значения, подобно тому как термин "окно", помимо четырехбуквенного сочетания знаков и понятия о застекленном проеме стены, содержит образ этого значения – представление об "оке" (глазе). Внутр. противоречие между такими чувств. образами и абстрактными значениями определяет, по мнению П., генезис речемыслит. деятельности. Разрабатывая учение о роли языка в психич. деятельности, П. указывает, что представление значения речевого сигнала, т.н. "апперцепция в слове" выступает как предпосылка самосознания. В работе "Из записок по русской грамматике" П. анализирует чувств. образ в слове как "внутр. знак" его семантики и рассматривает в функции "внутр. формы" ближайшее значение слова, к-рое носит общенар. характер и является условием понимания речи. Анализируя образ и значение как осн. компоненты иск-ва, П. подчеркивает полисемантичность его языка, вводит т.н. "формулу поэтичности": А (образ) &lt; Х (значения), возводящую неравенство числа образов множеству их возможных значений в специфику искусства (см. "Из записок по теории словесности", X., 1905, с. 101). Соотношение образа и значения в слове носит, по мнению П., историч. характер; оно очерчивает специфику как мифологич. сознания (характеризующегося нерасчлененностью образных и понятийных сторон своего языка), так и сменяющих его форм художеств.-поэтич. мышления (в к-ром значение преломляется через образ) и науч. мышления (характеризующегося приматом значения над образом). Исследуя генезис грамматич. и логич. категорий, П. вскрыл категориальную синкретичность первобытного мышления, связанную с архаич. нерасчлененностью представлений о субстанции и атрибутах, и рассматривал путь ее преодоления. В связи с анализом истории мышления и его категорий П. развивает идеи эмпирич. обоснования логики. Ценные результаты получены П. и в области литературоведения, фольклористики, славяно-ведения, изучения укр. языка. В целом потебнианству, развивавшемуся не только в русле языкознания, но и философии, присущи колебания между материализмом и идеализмом. Материалистич. линия у П. была связана с анализом объективных истоков языка и мышления, продуктов поэтич. и науч. деятельности, с освещением мифологич. характера понятия бога, с отстаиванием идеи примата природы по отношению к человеку. Вместе с тем П. утверждал, что объективны лишь конкретные вещи, а общие заключения о них – продукт "личной мысли". Отсюда концепция П. об антропоморфичности категорий мышления и ряд идеалистич. (в духе Канта и Лотце) высказываний. Однако при решении нек-рых конкретных вопросов П. отходил от этой концепции. Обществ.-политич. взгляды П. характеризуются утверждением идей демократич. преобразования общества на принципах политич. и нац. равенства, критикой идеологии национализма и шовинизма. Соч.: Объяснения малорус. и сродных народных песен, т. 1–2, Варшава, 1883–87; Из записок по рус. грамматике, [т.] 1–2, 2 изд., X., 1888, нов. изд., М., 1958; т. 3, X., 1899; т. 4, М.–Л., 1941; Основы поэтики (По лекциям, читанным А. А. Потебней в конце 80-х гг...), [сост. В. Харциевым], в изд.: Вопр. теории и психологии творчества, т. 2, вып. 2, СПБ, 1910; Психология поэтич. и прозаич. мышления. (Из лекций А. А. Потебни. Ст. сост. по студенческим записям лекций... Б. Лезиным), там же; Черновые заметки... о Л. Н. Толстом и Достоевском, там же, т. 5, X., 1914; О нек-рых символах в славянской народной поэзии..., 2 изд., X., 1914; Мысль и язык, 5 изд., Полн. собр. соч., т. 1, [О.], 1926; Из лекций по теории словесности, 3 изд., X., 1930. Лит.: Белый ?., Мысль и язык (философия языка А. А. П.), "Логос", 1910, кн. 2; Булаховский Л. ?., А. А. Потебня, К., 1952; Олександр Опанасович Потебня. К., 1962 (имеется библ. трудов П.). С. Крымский. Киев. ... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

(1835—1891) — украинский и русский ученый, филолог-славист, этнопсихолог. Создатель учения О внутренней форме слова, теории психологии искусства. Д-р филологии (1874), профессор (1875). Чл.-кор. Петербургской Академии наук (1877). За научную деятельность удостоен полной Ломоносовской премии (1875), золотой Уваровской (1878 ) и золотой Константи-новской (1891) медалей. Имя П. присвоено Киевскому ин-ту языковедения. Окончил Харьковский ун-т (1856). В 1860 г. защитил там магистерскую дис: О некоторых символах в славянской народной поэзии и начал свою преподавательскую деятельность. В 1874 г. защищаетдокт. дис, посвященную главным образом синтаксическим проблемам — анализу понятий слова, грамматической формы, грамматической категории и др. (Из записок по русской грамматике, т. 1-2, 1874; т.З, 1899; т.4, 1941). С 1875 г-профессор Харьковского ун-та. Разрабатывал психологическое направление в отечественном языкознании и литературоведении; сторонник этнопсихологии как самостоятельной науки, изучающей высшие духовные образования (речь, мышление, сознание, самосознание и т.п.). Подвергнув истори-ко-психологическому анализу многие древние и современные ему языки, П. раскрыл их знаково-образную природу (учение о внутренней форме слова), в которой зафиксировано духовное развитие человечества. Исследуя психологическую природу языка, отношение мысли к слову, вскрыл историчность человеческой психики, главный механизм формирования и развития которой видел в присвоении практической и теоретической деятельности в формах языка и культуры. Одним из первых в отечественной науке поставил на почву точного фактологического исследования разработку вопросов истории мышления в его связи с языком, выдвинул и обосновал положение о единстве сознания и языка (Мысль и язык, 1862, 1926). На основе изучения языкового сознания русского народа попытался раскрыть этапы исторического становления и смены форм человеческого мышления (мифологического, научного или прозаического и поэтического). П. обосновывает положение о том. что в истории создания и развития языка отражен процесс становления психики человека вообще и конкретной личности в частности. Развитие сознания человека он связывал с историческим развитием самого человека, считая, что сознание зарождается на определенной ступени развития психики и первой клеточкой его является слово. Разрабатывал учение о роли языка в психической деятельности, указав, что с появлением слова в психике возникает ядро, вокруг которого кристаллизуются чувственные данные. В этом — принципиальное различие становления психики человека по сравнению с психикой животных. Применив эволюци-онно-генетический подход к решению проблемы природы мышления и речи и их взаимосвязи, П. исследовал процессы возникновения художественного образа, значение воображения и мышления в переработке впечатлений, содержащихся в психологическом опыте творца, а также роль языка как основы всей творческой деятельности человека. Проанализировал процесс художественного творчества на всех его этапах — от замысла к созданию целостного произведения и его последующему восприятию. Благодаря работам П. в отечественную психологию искусства вошло понимание художественного восприятия как процесса сотворчества. Идеи П. стали основой теории и психологии творчества, получили развитие в трудах его последователей и учеников (Д.Н. Овсянико-Куликовский, В.И. Хар-циев, Б. А. Лезин и др.), представителей так называемой Харьковской психологической школы. Кроме указанных выше, автор трудов: Из записок по русской грамматике, переиздано в 1958—1977 гг.; Из записок по теории словесности / Поэзия и проза. Тропы и фигуры. Мышление поэтическое и мифическое , 1905; Основы поэтики / Вопросы теории и психологии творчества ,1910; Излекций по теории словесности , 1930; Эстетика и поэтика, избр. труды А.А. Потебни, 1976. С.А. Мацейкив ... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

(1835—91) рус. и украинский ученый-лингвист, литературовед, фольклорист и эстетик. Исходным моментом эстетической концепции П. явилось положение об эвристической функции языки как особого рода духовно-практической деятельности, как средства не выражать готовую мысль, а создавать ее, Согласно П., каждое слово (даже отвлеченное, сугубо прозаическое) потенциально является метафорой. Раскрывая сущностное единство слова и худож. произв., П. пришел к выводу о полной аналогии между языком и иск-вом, распространив на иск-во выводимые им структурные, функциональные и исторические закономерности языка. Важнейшим первоэлементом лингвоэстетиче-ской концепции П. является диалектическая триада: внешняя форма — внутренняя форма — содержание (сложилась у П. не без влияния гегелевского учения). В теории П. слово состоит из трех элементов; единства членораздельных звуков (внешнего знака значения), представления (внутреннего знака значения) и самого значения. Напр., звукосочетание в слове «воробей» — внешняя форма или знак, к-рый служит для обозначения определенного вида птицы (содержание), а внутренняя форма слова — «вора-бей» — заключает в себе образ этой птицы. Важнейшей категорией в трехэлементной структуре (слова, худож. произв.) является ее среднее звено — внутренняя форма, к-рая служит источником образования новых слов, основой образности языка и художественности литературного произв. в целом. Естественный для языковой жизни об-ва процесс потери внутренней формы слов, становящихся, т. обр., понятиями, приводит, по П., к возникновению прозы, а вместе с ней отвлеченного мышления, науки. Обращение художника к формам отвлеченного мышления, к рассуждениям, считает П., снижает воздействующую силу худож. произв., а подчас и вообще уводит художника от иск-ва. Различая иск-во и науку как формы познания мира, П. доказывал их равную необходимость для людей и взаимодополнительность по отношению друг к другу. Он строил свою эстетику гл. обр. на материале иск-ва слова (словесности). Однако полагал, что предложенная им теоретическая модель универсальна, приложима и к др. видам искусства, «мраморная статуя (внешняя форма) женщины с мечом и весами (внутренняя форма), представляющая правосудие (содержание)». Универсальность трехэлементной формулы проявляется, по мысли П., также в возможности научно анализировать психологию как творчества (от идеи — к образу и его внешнему оформлению), так и худож. восприятия (от внешней формы — к внутренней и затем к содержанию). Гл. целью изучения иск-ва П. полагал анализ (и историческую реконструкцию) внутренней формы худож. произв. как основы понимания между художником-творцом и тем, кто воспринимает произв., нередко исторически удаленным. Именно образ со свойственной ему неповторимой структурой оказывается у П. единственной объективной данностью функционально и исторически изменчивого содержания произв. иск-ва. Эстетическая теория П., оставшаяся во мн. незавершенной, дала толчок развитию в XX в. лингвистической поэтики, психологии художественного творчества и восприятия, истори-ко-функциональному и типологическому изучению иск-ва. Осн. труды П. по эстетике: «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (i860), «Мысль и язык» (1в62), а также изданные посмертно учениками П. «Из лекций по теории словесности» (1894) и «Из записок по теории словесности» (1905).... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

(10(22). 09.1835, с. Гавриловка Роменского у. Полтавской губ. 29.11(11.12).1891, Харьков) философ, культуролог, лингвист. В 1851 г. П. поступил в Харьковский ун-т на юридический ф-т, затем перевелся на историко-филологический ф-т, к-рый окончил в 1856 г. Сдал магистерский экзамен по славянской филологии и был оставлен при ун-те. В 1862 г. был отправлен для стажировки за границу. Учился в Берлине, где брал уроки санскрита у А. Ф. Вебера. Во время поездок по славянским странам изучал чешский, словенский и сербохорватский яз. До защиты докторской диссертации (*Из записок по русской грамматике*, ч. 1 и 2) П. был доцентом, потом экстраординарным и ординарным проф. по кафедре рус. языка и словесности Харьковского ун-та. На формирование политических воззрений П. большое влияние оказала трагическая судьба его брата Андрея Потебни активного члена *Земли и воли*, погибшего во время польского восстания 1863 г. Демократические симпатии П., к-рых он не скрывал, служили причиной настороженного отношения к нему со стороны официальных властей. Главный научный интерес П. лежал в сфере изучения соотношений языка и мышления. По П., *язык есть средство не выражать готовую мысль, а создавать ее*, т. е. мысль может осуществляться лишь в стихии языка. Слово по своей структуре представляет собой единство членораздельного звука, внутренней формы слова и абстрактного значения. Внутренняя форма слова связана с наиболее близким его этимологическим значением и служит, в качестве представления, каналом связи между чувственным образом и абстрактным значением. Слово с его внутренней формой это средство *перехода от образа предмета к понятию*. Мн. мысли и идеи, высказанные П. в общей форме, легли в основу ряда совр. областей гуманитарного знания. П. был создателем или стоял у истоков рождения исторической грамматики, исторической диалектологии, семиотики, социолингвистики, этнопсихологии. Философско-лингвистический подход позволил ему увидеть в мифе, фольклоре, литературе различные знаково-символические системы, производные по отношению к языку. Так, миф, с т. зр. П., не существует вне слова. Решающее значение для возникновения мифов имела внутренняя форма слова, выступающая посредником между тем, что объясняется в мифе, и тем, что он объясняет. Миф есть акт *объяснения неизвестного (х) посредством совокупности прежде данных признаков, объединенных и доведенных до сознания словом или образом (а)*. Большое значение для философских взглядов П. имеют категории *народ* и *народность*. Отталкиваясь от идей В. Гумбольдта, П. считал народ творцом языка. Вместе с тем он подчеркивал, что именно язык, раз возникнув, обусловливает дальнейшее развитие культуры данного народа. По П., нигде так полно и ярко не проявляется дух народа, как в его традициях и фольклоре. Именно здесь создаются те ценности, к-рые затем питают профессиональное искусство и творчество. П. сам был неутомимым собирателем рус. и украинского фольклора, много сделал для доказательства единства базовых фольклорно-мифологических сюжетов двух славянских народов. Сформулированная им проблема *язык нация* получила развитие в трудах Д. Н. Овсянико-Куликовского, Д. Н. Кудрявцева, Н. С. Трубецкого, Шпета. Исследования П. в области символики языка и художественного творчества привлекли в XX в. пристальное внимание теоретиков символизма. Многочисленные переклички с идеями П. содержатся в работах Иванова, А. Белого, Брюсова и др. символистов.... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

- известный ученый, малоросс по происхождению и личным симпатиям, родился 10 сентября 1835 г., в небогатой дворянской семье Роменского уезда, Полтавской губернии, учился в радомской гимназии и в Харьковском университете по историко-филологическому факультету. В университете Потебня пользовался советами и пособиями П . и Н. Лавровских и находился отчасти под влиянием профессора Метлинского , большого почитателя малорусского языка и поэзии, и студента Неговского, одного из наиболее ранних и усердных собирателей малорусских песен. В молодости Потебня также собирал народные песни; часть их вошла в *Труды этн.-ст. эксп.* Чубинского . Не долго пробыв учителем русской словесности в харьковской гимназии, Потебня по защите магистерской диссертации *О некоторых символах в славянской народной поэзии* (1860), стал читать лекции в Харьковском университете, сначала в качестве адъюнкта, потом в качестве профессора. В 1874 г. защитил докторскую диссертацию *Из записок по русской грамматике*. Состоял председателем харьковского историко-филологического общества и членом-корреспондентом Академии Наук. Скончался в Харькове 29 ноября 1891 г. Весьма прочувствованные его некрологи были напечатаны профессорами В.И. Ламанским , М.С. Дриновым , А.С. Будиловичем , М.М. Алексеенко , М.Е. Халанским, Н.Ф. Сумцовым , Б.М. Ляпуновым , Д.И. Багалеем и многими другими; они собраны харьковским историко-филологическим обществом и изданы в 1892 г. отдельной книжкой. Другие биографические данные о Потебне см. в *Материалах для истории Харьковского университета* Н. Сумцова (1894). Общедоступное изложение лингвистических положений Потебни дано в обширной статье профессора Д.Н. Овсянико-Куликовского *Потебня как языковед-мыслитель* (в *Киевской Старине*, 1893 и отд.). Подробный обзор этнографических трудов Потебни и оценку их см. в I выпуске *Современной малорусской этнографии* Н. Сумцова (стр. 1 - 80). Кроме вышеупомянутых диссертаций, Потебня написал: *Мысль и язык* (ряд статей в *Журнале Министерства Народного Просвещения*, 1862; второе посмертное издание вышло в 1892 г.), *О связи некоторых представлений в языке* (в *Филологических Записках*, 1864, вып. III), *О мифическом значении некоторых обрядов и поверий* (в 2 и 3 книгах *Чтений Московского Общества Истории и Древн.*, 1865), *Два исследования о звуках русского языка* (в *Филологических Записках*, 1864 - 1865), *О доле и сродных с ней существах* (в *Древностях Московского Археологического Общества*, 1867, т. II), *Заметки о малорусском наречии* (в *Филологических Записках*, 1870, и отдельно, 1871), *К истории звуков русского языка* (1880 - 1886), разбор книги П. Житецкого *Обзор звуковой истории малорусского наречия* (1876, в *Отчете об Уваровских премиях*), *Слово о полку Игореве* (текст и примечания, в *Филологических Записках*, 1877 - 1878 гг. и отд.), разбор *Народных песен Галицкой и Угорской Руси* Головацкого (в 21-м *Отчете об Уваровских Премиях*, 37 т. *Записок Академии Наук*, 1878), *Объяснения малорусских и сродных народных песен* (1883 - 1887) и др. Под его редакцией вышли сочинения Г.Ф. Квитки (1887 - 1890) и *Сказки, пословицы и т. п., записанные И.И. Манджурой* (в *Сборнике Харьковского Историко-Филологического Общества*, 1890). После смерти Потебни были изданы еще следующие его статьи: *Из лекций по теории словесности. Басня, Пословица, Поговорка* (Харьков, 1894; превосходный этюд по теории словесности), отзыв о сочинении А. Соболевского *Очерки из истории русского языка* (в 4-й кн. *Известий отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук*, 1896) и обширная философская статья *Язык и народность* (в *Вестнике Европы*, 1895, сентябрь). Весьма крупные и ценные научные исследования Потебни остались в рукописях неоконченными. В.И. Харциев , разбиравший посмертные материалы Потебни, говорит: *На всем лежит печать внезапного перерыва. Общее впечатление от просмотра бумаг Потебни можно выразить малорусской пословицей: вечиренька на столи, а смерть за плечима... Здесь целый ряд вопросов, интереснейших по своей новизне и строго научному решению, вопросов, порешенных уже, но ждавших только последней отделки*. Харьковское историко-филологическое общество предлагало наследникам Потебни постепенное издание главнейших рукописных исследований Потебни; позднее Академия Наук выразила готовность назначить субсидию на издание. Предложения эти не были приняты, и драгоценные исследования Потебни еще ждут опубликования. Наиболее обработанным трудом Потебни является III том *Записок по грамматике*. *Записки* эти находятся в тесной связи с ранним сочинением Потебни *Мысль и язык*. Фон всей работы - отношение мысли к слову. Скромное заглавие труда не дает полного представления о богатстве его философского и лингвистического содержания. Автор рисует здесь древний строй русской мысли и его переходы к сложным приемам современного языка и мышления. По словам Харциева, это *история русской мысли под освещением русского слова*. Этот капитальный труд Потебни после его смерти был переписан и отчасти редактирован его учениками, так что вообще вполне приготовлен для печати. Столь же объемист, но гораздо менее отделан другой труд Потебни - *Записки по теории словесности*. Здесь проведена параллель между словом и поэтическим произведением как однородными явлениями, даны определения поэзии и прозы, значения их для авторов и для публики, подробно рассмотрено вдохновение, даны меткие анализы приемов мифического и поэтического творчества и, наконец, много места отведено различным формам поэтической иносказательности, причем везде обнаруживаются необыкновенно богатая эрудиция автора и вполне самобытные точки зрения. Кроме того, Потебня оставил большой словарный материал, много заметок о глаголе, ряд небольших историко-литературных и культурно-общественных статей и заметок, свидетельствующих о разносторонности его умственных интересов (о Л. Толстом , В.Ф. Одоевском , Тютчеве , национализме и др.), оригинальный опыт перевода на малорусский язык *Одиссеи*. По отзыву В.И. Ламанского, *глубокомысленный, оригинальнейший исследователь русского языка*, Потебня принадлежал к весьма малочисленной плеяде самых крупных, самобытных деятелей русской мысли и науки. Глубокое изучение формальной стороны языка идет у Потебни рядом с философским пониманием, с любовью к искусству и поэзии. Тонкий и тщательный анализ, выработанный на специально-филологических трудах, с успехом был приложен Потебней к этнографии и к исследованию малорусских народных песен, преимущественно колядок. Влияние Потебни как человека и профессора было глубоко и благотворно. В его лекциях заключался богатый запас сведений, тщательно продуманных и критически проверенных, слышалось живое личное увлечение наукой, везде обнаруживалось оригинальное миросозерцание, в основе которого лежало в высшей степени добросовестное и задушевное отношение к личности человека и к коллективной личности народа. Н. Суминов. См. также статьи: Артемовский-Гулак Петр Петрович ; Боян (Баян) ; Горнфельд Аркадий Георгиевич ; Лавровский Петр Алексеевич ; Лада ; Лель ; Манжура Иван Иванович ; Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич ; Огоновский Омельян ; Попов Александр Васильевич (филолог) ; Поповичи ; Потебня Александр Александрович ; Россия, разд. История русской литературы ; Россия, разд. История русской литературы (библиография) ; Россия, разд. Русский язык и сравнительное языкознание ; Россия, разд. Современный литературный язык ; Халанский Михаил Георгиевич ; Харциев Василий Иванович .... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

Потебня (Александр Афанасьевич) - известный ученый, малоросс по происхождению и личным симпатиям, родился 10 сентября 1835 г., в небогатой дворянской семье Роменского уезда, Полтавской губернии, учился в радомской гимназии и в Харьковском университете по историко-филологическому факультету. В университете Потебня пользовался советами и пособиями П . и Н. Лавровских и находился отчасти под влиянием профессора Метлинского , большого почитателя малорусского языка и поэзии, и студента Неговского, одного из наиболее ранних и усердных собирателей малорусских песен. В молодости Потебня также собирал народные песни; часть их вошла в "Труды этн.-ст. эксп." Чубинского . Не долго пробыв учителем русской словесности в харьковской гимназии, Потебня по защите магистерской диссертации "О некоторых символах в славянской народной поэзии" (1860), стал читать лекции в Харьковском университете, сначала в качестве адъюнкта, потом в качестве профессора. В 1874 г. защитил докторскую диссертацию "Из записок по русской грамматике". Состоял председателем харьковского историко-филологического общества и членом-корреспондентом Академии Наук. Скончался в Харькове 29 ноября 1891 г. Весьма прочувствованные его некрологи были напечатаны профессорами В.И. Ламанским , М.С. Дриновым , А.С. Будиловичем , М.М. Алексеенко , М.Е. Халанским, Н.Ф. Сумцовым , Б.М. Ляпуновым , Д.И. Багалеем и многими другими; они собраны харьковским историко-филологическим обществом и изданы в 1892 г. отдельной книжкой. Другие биографические данные о Потебне см. в "Материалах для истории Харьковского университета" Н. Сумцова (1894). Общедоступное изложение лингвистических положений Потебни дано в обширной статье профессора Д.Н. Овсянико-Куликовского "Потебня как языковед-мыслитель" (в "Киевской Старине", 1893 и отд.). Подробный обзор этнографических трудов Потебни и оценку их см. в I выпуске "Современной малорусской этнографии" Н. Сумцова (стр. 1 - 80). Кроме вышеупомянутых диссертаций, Потебня написал: "Мысль и язык" (ряд статей в "Журнале Министерства Народного Просвещения", 1862; второе посмертное издание вышло в 1892 г.), "О связи некоторых представлений в языке" (в "Филологических Записках", 1864, вып.III), "О мифическом значении некоторых обрядов и поверий" (в 2 и 3 книгах "Чтений Московского Общества Истории и Древн.", 1865), "Два исследования о звуках русского языка" (в "Филологических Записках", 1864 - 1865), "О доле и сродных с ней существах" (в "Древностях Московского Археологического Общества", 1867, т. II), "Заметки о малорусском наречии" (в "Филологических Записках", 1870, и отдельно, 1871), "К истории звуков русского языка" (1880 - 1886), разбор книги П. Житецкого "Обзор звуковой истории малорусского наречия" (1876, в "Отчете об Уваровских премиях"), "Слово о полку Игореве" (текст и примечания, в "Филологических Записках", 1877 - 1878 гг. и отд.), разбор "Народных песен Галицкой и Угорской Руси" Головацкого (в 21-м "Отчете об Уваровских Премиях", 37 т. "Записок Академии Наук", 1878), "Объяснения малорусских и сродных народных песен" (1883 - 1887) и др. Под его редакцией вышли сочинения Г.Ф. Квитки (1887 - 1890) и "Сказки, пословицы и т. п., записанные И.И. Манджурой" (в "Сборнике Харьковского Историко-Филологического Общества", 1890). После смерти Потебни были изданы еще следующие его статьи: "Из лекций по теории словесности. Басня, Пословица, Поговорка" (Харьков, 1894; превосходный этюд по теории словесности), отзыв о сочинении А. Соболевского "Очерки из истории русского языка" (в 4-й кн. "Известий отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук", 1896) и обширная философская статья "Язык и народность" (в "Вестнике Европы", 1895, сентябрь). Весьма крупные и ценные научные исследования Потебни остались в рукописях неоконченными. В.И. Харциев , разбиравший посмертные материалы Потебни, говорит: "На всем лежит печать внезапного перерыва. Общее впечатление от просмотра бумаг Потебни можно выразить малорусской пословицей: вечиренька на столи, а смерть за плечима... Здесь целый ряд вопросов, интереснейших по своей новизне и строго научному решению, вопросов, порешенных уже, но ждавших только последней отделки". Харьковское историко-филологическое общество предлагало наследникам Потебни постепенное издание главнейших рукописных исследований Потебни; позднее Академия Наук выразила готовность назначить субсидию на издание. Предложения эти не были приняты, и драгоценные исследования Потебни еще ждут опубликования. Наиболее обработанным трудом Потебни является III том "Записок по грамматике". "Записки" эти находятся в тесной связи с ранним сочинением Потебни "Мысль и язык". Фон всей работы - отношение мысли к слову. Скромное заглавие труда не дает полного представления о богатстве его философского и лингвистического содержания. Автор рисует здесь древний строй русской мысли и его переходы к сложным приемам современного языка и мышления. По словам Харциева, это "история русской мысли под освещением русского слова". Этот капитальный труд Потебни после его смерти был переписан и отчасти редактирован его учениками, так что вообще вполне приготовлен для печати. Столь же объемист, но гораздо менее отделан другой труд Потебни - "Записки по теории словесности". Здесь проведена параллель между словом и поэтическим произведением как однородными явлениями, даны определения поэзии и прозы, значения их для авторов и для публики, подробно рассмотрено вдохновение, даны меткие анализы приемов мифического и поэтического творчества и, наконец, много места отведено различным формам поэтической иносказательности, причем везде обнаруживаются необыкновенно богатая эрудиция автора и вполне самобытные точки зрения. Кроме того, Потебня оставил большой словарный материал, много заметок о глаголе, ряд небольших историко-литературных и культурно-общественных статей и заметок, свидетельствующих о разносторонности его умственных интересов (о Л. Толстом , В.Ф. Одоевском , Тютчеве , национализме и др.), оригинальный опыт перевода на малорусский язык "Одиссеи". По отзыву В.И. Ламанского, "глубокомысленный, оригинальнейший исследователь русского языка", Потебня принадлежал к весьма малочисленной плеяде самых крупных, самобытных деятелей русской мысли и науки. Глубокое изучение формальной стороны языка идет у Потебни рядом с философским пониманием, с любовью к искусству и поэзии. Тонкий и тщательный анализ, выработанный на специально-филологических трудах, с успехом был приложен Потебней к этнографии и к исследованию малорусских народных песен, преимущественно колядок. Влияние Потебни как человека и профессора было глубоко и благотворно. В его лекциях заключался богатый запас сведений, тщательно продуманных и критически проверенных, слышалось живое личное увлечение наукой, везде обнаруживалось оригинальное миросозерцание, в основе которого лежало в высшей степени добросовестное и задушевное отношение к личности человека и к коллективной личности народа. Н. Суминов.<br>... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (1835-91) - украинский и русский филолог-славист, член-корреспондент Петербургской АН (1875). Брат А. А. Потебни. Разрабатывал вопросы теории словесности (язык и мышление, природа поэзии, поэтика жанра, учение о "внутренней форме" слова), фольклора, этнографии, общего языкознания, фонетики, грамматики и семасиологии славянских языков.<br>... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

Потебня Александр Афанасьевич [10(22).9.1835, село Гавриловка Роменского уезда Полтавской губернии, ‒ 29.11(11.12).1891, Харьков], украинский и русский... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ

(1835–1891) — русский филолог, психолог, славист, этнограф. Согласно П., язык — это деятельность, орган, который образовывает мысль (Мысль и язык, 1862).Все отношения человека к внешним предметам обусловлены тем способом, каким эти предметы представляются ему в языке. Каждый народ очерчен кругом своего языка, и выйти из этого круга он может только перейдя в другой. Истолковывал понимание как активный творческий процесс, формирующий духовный облик индивида. Психология поэтического творчества соответствует творчеству смысла слова. П. создал психологию восприятия и толкования художественных произведений. Ему принадлежит развернутая теория творческого процесса, исследование роли воображения в нем, характера воплощения замысла в определенном материале, установление отличия художественного и научного творчества. Большое внимание П. уделил психологической проблеме соотношения познания мира и самопознания, показав исторический характер самопознания, выраженный через отношение к прошлому и будущему человека. Самопознание — не акт созерцания, а прежде всего деятельность, в процессе которой человек узнает черты своей психики.... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ (183591)

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (1835-91), украинский и русский филолог-славист, член-корреспондент Петербургской АН (1875). Брат А. А. Потебни. Разрабатывал вопросы теории словесности (язык и мышление, природа поэзии, поэтика жанра, учение о "внутренней форме" слова), фольклора, этнографии, общего языкознания, фонетики, грамматики и семасиологии славянских языков.... смотреть

ПОТЕБНЯ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВИЧ (183591)

ПОТЕБНЯ Александр Афанасьевич (1835-91) , украинский и русский филолог-славист, член-корреспондент Петербургской АН (1875). Брат А. А. Потебни. Разрабатывал вопросы теории словесности (язык и мышление, природа поэзии, поэтика жанра, учение о "внутренней форме" слова), фольклора, этнографии, общего языкознания, фонетики, грамматики и семасиологии славянских языков.... смотреть

ПОТЕБНЯ АНДРЕЙ АФАНАСЬЕВИЧ

ПОТЕБНЯ Андрей Афанасьевич (1838-63) - революционный демократ, организатор Комитета русских офицеров в Польше, подпоручик. Брат А. А. Потебни. В 1862, накануне казни И. Н. Арнгольдта и др., покушался на жизнь царского наместника А. Н. Лидерса. В 1863 в рядах польских повстанцев. Погиб в бою.<br>... смотреть

ПОТЕБНЯ АНДРЕЙ АФАНАСЬЕВИЧ

Потебня Андрей Афанасьевич [19(31).8.1838 ‒ 20.2(4.3).1863], русский революционер. Из дворян. Родился в селе Перекопце Полтавской губернии (ныне Роменс... смотреть

ПОТЕБНЯ АНДРЕЙ АФАНАСЬЕВИЧ (183863)

ПОТЕБНЯ Андрей Афанасьевич (1838-63), революционный демократ, организатор Комитета русских офицеров в Польше, подпоручик. Брат А. А. Потебни. В 1862, накануне казни И. Н. Арнгольдта и др., покушался на жизнь царского наместника А. Н. Лидерса. В 1863 в рядах польских повстанцев. Погиб в бою.... смотреть

ПОТЕБНЯ АНДРЕЙ АФАНАСЬЕВИЧ (183863)

ПОТЕБНЯ Андрей Афанасьевич (1838-63) , революционный демократ, организатор Комитета русских офицеров в Польше, подпоручик. Брат А. А. Потебни. В 1862, накануне казни И. Н. Арнгольдта и др., покушался на жизнь царского наместника А. Н. Лидерса. В 1863 в рядах польских повстанцев. Погиб в бою.... смотреть

ПОТЕБНЯ АНДРІЙ ОПАНАСОВИЧ

1838-63, укр. демократ, учасник Пол. визвольного повстання 1863-64; служив у Шліссельбурзькому піхотному полку; один з керівників таємної організації К... смотреть

ПОТЕБНЯ ОЛЕКСАНДР ОПАНАСОВИЧ

1835-91, видатний укр. учений; доктор філософії, професор Харківського унів.; гол. Харківського історико-філологічного товариства; основоположник т.зв.... смотреть

ПОТЕБНЯ ОЛЕКСАНДР ОПАНАСОВИЧ

(1835-1891), філолог Народився Олександр Опанасович Потебня 10 вересня 1835 року в селі Гаврилівка Роменського повіту Полтавської губернії (тепер с. Гришине Роменського району Сумської області) в українській дворянській родині. Атмосфера, що панувала в сім’ї колишнього офіцера, а згодом службовця, ще з юних літ сприяла серйозному захопленню хлопця поглибленим вивченням мов, історії, літератури. Маючи за плечима грунтовну загальноосвітню підготовку, Олександр Потебня вступає до Харківського університету з метою студіювання юрисдикції, але, провчившись рік, переходить на історично-філологічний факультет, який закінчує в 1856 році. Вся майбутня діяльність ученого чітко розмежовується на два основні життєві періоди. З 1860 до 1865 року — розробка філософсько-психологічної теорії мови на базі критичного осмислення ідей В.Гумбольдта і Г.Штейнталя, психологічних досліджень І.Гербарта і Г.Лотце, а також представників класичної німецької філософії, зокрема І.Канта. З 1865 до 1891 року — наукова діяльність у сфері граматики і фонетики російської, української та інших слов’янських мов із застосуванням новітніх досягнень індоєвропеїстики. Майже все творче життя великого мовознавця було пов’язане з Харківським університетом. Тут він розпочинав як викладач російської словесності, тут у 1861 році захистив магістерську дисертацію «Про деякі символи в слов’янській народній поезії», тут же у 1862 році пише найзнаменитішу свою працю «Думка і мова». У тому ж році О.Потебню було відряджено до Німеччини для студій над санскритом на кафедрі порівняльної граматики індоєвропейських мов. Через рік він повертається до Харківського університету і обіймає посаду доцента кафедри слов’янського мовознавства. Значним внеском у мовознавчу науку стала праця О.Потебні «Із записок з російської граматики» (1874 р.), що була його докторською дисертацією. У ній дано порівняльно-історичне дослідження граматичної будови та всієї системи східнослов’янських мов у їх зв’язках з іншими мовами. Ця праця грунтувалася на великих даних української мови, а мова взагалі розглядалася у зв’язку з історією народу, у тісному єднанні з розвитком людської думки. З 1875 року О.О.Потебня стає професором кафедри російської мови і літератури, де й працює до кінця свого життя. Граматичну систему О.Потебні пізніше творчо використали провідні вітчизняні вчені Д.Овсянико-Куликовський, В.Ягич, О.Шахматов та ін. Велику увагу приділяв учений вивченню психології словесно- художньої творчості — «З лекцій з теорії словесності», «Із записок з теорії словесності». О.Потебню по праву вважають творцем лінгвістичної поетики. Значний внесок О.Потебня зробив у розвиток науки про народну поетичну творчість та етнографію. В умовах жорстокого гноблення царизмом найменших проявів усього національного О.Потебня постійно повертався до історії української мови і літератури, до витоків усної народної творчості. Він теоретично обгрунтував невід’ємне право кожного народу розвивати та реалізовувати свої духовні набутки за допомогою рідної мови, оскільки «немає мови й наріччя, які б не були здатні стати знаряддям необмежено різноманітної й глибокої думки». Помер О.О.Потебня 29 жовтня 1891 року, похований у Харкові. Ім’я О.Потебні носить Інститут мовознавства АН України. Початок діяльності Олександра Потебні припадає на 60-ті роки XIX століття — на час, коли відбувалася активізація соціальних рухів як спротив реакційним проявам самодержавства. На загальній хвилі підйому суспільної самосвідомості формувалася спрямованість світогляду вченого, його позиція гуманіста й демократа. У цей же час в Україні все сильніше починає відчуватися вплив західних ідей, зокрема представників німецького ідеалізму Канта, Фіхте, Шеллінга. Доступними стають роботи В.Гумбольдта, які мали вирішальне значення для формування наукових поглядів Олександра Опанасовича Потебні. Він вивчає романтичну систему В.Гумбольдта, асоціативну психологію І.Гербарта, Г.Лотце, психологічне мовознавство Г.Штейнталя, об’єднує їх, і це дозволило виступити йому фундатором нового напрямку в мовознавчій науці. Глибоке й зацікавлене вивчення й осмислення вищеозначених теоретичних джерел забезпечило формування і майбутній розвиток особливих поглядів ученого, що тим чи іншим чином позначилися на постановці й розв’язанні ряду філософських та естетичних проблем. Свої наукові дослідження О.Потебня розпочав з відповідей на питання, які свого часу було піднято в німецькій філософії та мовознавстві, — про відношення мови до мислення. Всебічний і конструктивний розгляд цих положень неминуче підводить у свою чергу до розв’язання питань щодо походження мови, до констатації того, що спроба усвідомити початок людської мови неможлива без з’ясування значення слова для думки і рівня його взаємозв’язку і взаємозалежності як з духовним життям взагалі, так і нації зокрема. Основоположним принципом для О.Потебні було те, що в будь-якому разі поза словом і до слова є думка. Слова тільки служать означенням певного перебігу чи розвитку думки. Заглиблюючись у свої наукові розвідки, вчений ніколи не відступав від свого, так би мовити, наскрізного завдання — з’ясувати механізм об’єктивування чуттєвих знань даних індивідуального психічного життя як процесу послідовних форм людського пізнання. Спираючись на досягнення своїх попередників, творчо переосмислюючи їх, О.Потебня приходить до незаперечної констатації зв’язку мови з думкою. Якщо В.Гумбольдт доводить тотожність мови і духу — «без мови нема духу і, навпаки, без духу нема мови», то наш знаменитий земляк пішов значно далі, стверджуючи, що «царина мови далеко не збігається з цариною думки. В середині людського розвитку думка може бути пов’язана зі словом, але на початку вона, певно, ще не доросла до нього, а на вищому ступені абстрактності покидає його, як те, що не задовольняє її вимог…» Слово необхідне для втілення нижчих форм думки в поняття. За допомогою слова «вперше людина творить свою думку». Відповідно мова — засіб не вираження вже готової думки, а створення. Мова є необхідне доповнююче вдосконалення мислення «духу без мови не буває, бо витворюється він за допомогою мови, і мова в цьому є перша за часом подія». Фундаментальним положенням О.Потебні є твердження про те, що мова становить особливу форму людської діяльності. «Мова є засіб не виражати готову думку, а створювати її… вона відображає не світоспоглядання, яке склалося, а діяльність, яка його складає». На основі вчення про мову як пізнавальну діяльність О.Потебня вбачає в історії, в психологічних спостереженнях сучасних нам процесів мислення — розгадку до того, як здійснювалися ці процеси на початку життя людства. Слово виступає в нього не тільки виразником значення, але й носієм усього попереднього досвіду як людини, так і нації. «У слові ми розрізняємо зовнішню форму, цебто виразний звук, зміст, який об’єктивується за допомогою звука, і внутрішню форму, або найближчу етимологію значення слова, той спосіб, яким висловлюється зміст… Внутрішня форма слова є відношення змісту думки до свідомості; вона вказує, як уявляється людині її власна думка. Цим тільки можна пояснити, чому в одній і тій же мові може бути багато слів для означення одного і того ж предмета і, навпаки, одне слово, цілком відповідно вимогам мови, може означати різні предмети». Переконливо, всебічно обгрунтовано й виважено доводить свої твердження О.Потебня, як саме через внутрішню форму слова здійснюється неминуча суб’єктивізація об’єктивного світу, мовби наочно ілюструючи висновки про те, що думки того, хто говорить, і того, хто його розуміє, збігаються між собою тільки в слові. Глибокі знання основ мовознавства дозволили О.Потебні зробити надзвичайно цікаві й важливі дослідження зразків усної народної творчості, проблем міфології взагалі. Проголосивши основоположними твердження «Народ — це мова», «Мова є засіб розуміти самого себе», український вчений багатьом просто відкрив очі на речі, які об’єктивно зневажалися або ж вважалися за другорядні й неважливі. Ще й до сьогодні ми маємо багато суспільних проблем саме тому, що не можемо до кінця усвідомити простої істини: мова складає духовну сутність народу. Знання цього, а відтак і дотримання відповідних справедливих вимог щодо цього у повсякденній практичній діяльності, зняло б дуже багато суспільних проблем.... смотреть

T: 268