ОСИП

Осип
О́сип
м., имя собств.; народн. форма вместо др.-русск. Есипъ, Иосифъ, а также Осипъ (Варсонофий 16), ст.-слав. Иосифъ, Иѡсифъ (Зогр., Мар.). Из греч. ᾽Ιωσήφ.


Смотреть больше слов в «Этимологическом словаре русского языка»

ОСКЕП →← ОСИНА

Синонимы слова "ОСИП":

Смотреть что такое ОСИП в других словарях:

ОСИП

осип сущ., кол-во синонимов: 2 • имя (1104) • иосиф (4) Словарь синонимов ASIS.В.Н. Тришин.2013. . Синонимы: имя, иосиф

ОСИП

О́СИП¹, у, ч., іст.Зернова данина.На ґрунтах .. сиділи його [пана Щеньковського] піддані, які справляли за це панщину, платили чинш, подимне, .. осип (... смотреть

ОСИП

Осип -а, муж. Народн. к форма имени (см. Иосиф).Отч.: Осипович, Осиповна; разг. Осипыч. Словарь личных имён. Осип См. Есип. День Ангела.Справочни... смотреть

ОСИП

Осип сущ.муж.одуш. (2)ед.им.Матушке сказать два слова я еще не принимался, а Осип Мазарович торопитПут2.ед.дат.Скажите Осипу Федоровичу, что если он хо... смотреть

ОСИП

имя собств., сущ. муж. родаОсипот слова: осипнуть глагол соверш. вида что сделать?; неперех.Деепричастная форма: осипшиосипнутиДієприслівникова форма: ... смотреть

ОСИП

I -у, ч., іст.Зернова данина. II -у, ч.1) рідко. Дія за знач. осипатися; осипання. 2) спец. Те саме, що осипище. 3) мисл. Розсіювання, розкидання (дро... смотреть

ОСИП

◄ ОСИП, а, м. (?)Им бы с Канских кыштымов имать послѣ государева ясаку лѣтом дань свою желѣзом, и топорами, и осипами, и орловым перьем. ПСИ 183.

ОСИП

приставка - О; корень - СИП; нулевое окончание;Основа слова: ОСИПВычисленный способ образования слова: Приставочный или префиксальный¬ - О; ∩ - СИП; ⏰С... смотреть

ОСИП

I -у, ч. , іст. Зернова данина.II -у, ч. 1》 рідко. Дія за знач. осипатися; осипання.2》 спец. Те саме, що осипище.3》 мисл. Розсіювання, розкидання ... смотреть

ОСИП

О́сип:— данина зерном [44-1]— данина феодалові зерном [44-2]— натуральна данина зерном [46-2;46-1]

ОСИП

Rzeczownik Осип Osyp Osip

ОСИП

власна назва, імен. чол. родуОсип

ОСИП

чернец, основатель раскольнич. толка беспоповщ. — осиповщины, начала ХVIII в.{Венгеров}Синонимы: имя, иосиф

ОСИП

м., имя собств.; народн. форма вместо др.-русск. Есипъ, Иосифъ, а также Осипъ (Варсонофий 16), ст.-слав. Иосифъ, Исифъ (Зогр., Мар.). Из греч. .

ОСИП

'осип ('осипович, 'осиповна)Синонимы: имя, иосиф

ОСИП

о́сип 1 іменник чоловічого роду осипання; розсіювання; зернова данина о́сип 2 іменник чоловічого роду схил

ОСИП

Осип, -а, м. Народн. форма имени Иосиф (см.) Отч.: Осипович, Осиповна; разг. Осипыч.

ОСИП

Начальная форма - Осип, единственное число, именительный падеж, имя, мужской род, одушевленное

ОСИП

О́сип і Йо́сип, -на, О́[Йо́]сипович, -ча.

ОСИП

геол.scree, talus

ОСИП

奥西普Синонимы: имя, иосиф

ОСИП

див. податок

ОСИП

Збори зерновим хлібом, оброк зерном

ОСИП

О́сип іменник чоловічого роду, істота

ОСИП

Пос Осип Ипс Сип

ОСИП

Мужское имя

ОСИП

осип, -у

ОСИП

• Josef

ОСИП ЗАХАРОВИЧ

посадн. новгородск., в 1388 у него отнято было посаднич.; † 1409.{Половцов}

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

(1891—1938) Осип Эмильевич Мандельштам – один из самых крупных поэтов России XX века – родился 3(15) января 1891 г. в Варшаве, в еврейской семье коммерсанта, впоследствии купца первой гильдии, промышлявшего обработкой кожи, Эмилия Вениаминовича Мандельштама. Отец, в свое время учившийся в Высшей талмудической школе в Берлине, хорошо знал и чтил еврейские традиции. Мать – Флора Осиповна – была музыкантшей, родственницей известного историка русской литературы С.А. Венгерова. Детство и юность Осипа прошли в Петербурге, куда семья переехала в 1897 г. Поэт Георгий Иванов пишет о среде, формировавшей будущего поэта: «Отец – не в духе. Он всегда не в духе, отец Мандельштама. Он – неудачник-коммерсант, чахоточный, затравленный, вечно фантазирующий… Мрачная петербургская квартира зимой, унылая дача летом… Тяжелая тишина… Из соседней комнаты хриплый шепоток бабушки, сгорбленной над Библией: страшные, непонятные, древнееврейские слова…» Мандельштам был европейским, германоориентированным евреем первой трети XX в. со всеми сложностями и изгибами духовной, религиозной, культурной жизни этого важнейшего отрезка европейской культуры. В «Краткой еврейской энциклопедии» мы читаем о поэте: «Хотя Мандельштам в отличие от ряда русских писателей-евреев не пытался скрывать свою принадлежность к еврейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым. С болезненной откровенностью в автобиографическом «Шуме времени» Мандельштам вспоминает о постоянном стыде ребенка из ассимилированной еврейской семьи за свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении еврейского ритуала, за гипертрофию национальной памяти, за «хаос иудейский» («…не родина, не дом, не очаг, а именно хаос»), от которого он всегда бежал». Однако если мы внимательно перечтем автобиографическую повесть Мандельштама, то увидим, что этот «хаос иудейский» (у Мандельштама выражение это, кстати, не несет отрицательных смыслов) относится далеко не ко всему иудейству. «Хаосом иудейским» назван не иудаизм в целом, а конкретная сцена, следующая за описанием синагоги, из которой 9–10-летний Осип вернулся в некотором «чаду». В 1899—1907 гг. Мандельштам учился в Тенишевском коммерческом училище, одном из лучших учебных заведений Петербург того времени, увлекался эсеровским движением. 1907—1910 гг. он провел в Европе: в Париже посещал лекции на словесном факультете Сорбонны, два семестра проучился в Гейдельбергском университете, жил в Швейцарии, совершил поездку в Италию. Вернувшись в Петербург, в 1911 г. Мандельштам поступил на отделение романских языков историко-филологического факультета Петербургского университета, но не окончил его. В России Мандельштам интересуется религией (особенно напряженно в 1910 г.), посещает заседания Религиозно-философского общества. Но в стихах его религиозные мотивы целомудренно-сдержанны («Неумолимые слова…» о Христе, который не назван). Из стихов этих лет Мандельштам включил в свои книги менее трети. Но в 1911 г. он все же принимает крещение по методистскому обряду у протестантского пастора, что было «уступкой обстоятельствам, связанным с невозможностью из-за процентной нормы поступить в университет». Первые его поэтические опыты – два стихотворения в традициях народнической лирики – были опубликованы в студенческом журнале Тенишевского училища «Пробужденная мысль» в 1907 г. Но подлинный его литературный дебют состоялся в августе 1910-го, в девятом номере журнала «Аполлон», где была напечатана подборка из пяти его стихотворений. Поначалу Мандельштам примыкал к поэтическому течению «символизм», посещал В.И. Иванова, посылал ему свои стихи. Но 1911 г. Мандельштам сблизился с Н.С. Гумилевым и А.А. Ахматовой, и в 1913 г. его стихи «Notre dame», «Айя-София» печатаются в программной подборке акмеистов. Акмеизм для Мандельштама гораздо ближе символизма – это конкретность, «посюсторонность», «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия», преодоление хрупкости человека и косности мироздания через творчество («из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам»). Поэт уподобляет себя зодчему, почему первую свою книгу Мандельштам и называет «Камень» (1913, 2-е издание, значительно переработанное, 1916). К Мандельштаму приходит известность в литературных кружках, он свой человек в петербургской богеме, задорный, веселый до ребячливости и самозабвенно-торжественный над стихами. Раннее творчество Мандельштама неразрывно связано с акмеизмом, деятельностью «Цеха поэтов» и литературной полемикой между акмеистами и символистами. Ему принадлежит один из манифестов акмеизма – «Утро акмеизма» (написанный в 1913 г., но опубликованный только в 1919-м), провозгласивший ценность «слова, как такового» – в единстве всех его элементов – в противовес футуристическому отказу от смысла слова во имя звука, Так и символистскому стремлению увидеть за конкретным образом его подлинную скрытую сущность. К октябрьской революции 1917 г. Мандельштам относился как к катастрофе (стихи «Кассандре», «Когда октябрьский нам готовил временщик…»), однако вскоре у него возникает робкая надежда на то, что новое «жестоковыйное» государство может быть гуманизовано хранителями старой культуры, которые вдохнут в его нищету домашнее, «эллинское» (но не римское) тепло человеческого слова. Об этом его лирические статьи 1921—1922 гг.: «Слово и культура», «О природе слова», «Гуманизм и современность», «Пшеница человеческая» и другие. В первые годы после революции 1917 г. Мандельштам работает в Наркомпросе. В 1919—1920 гг. (и позднее, в 1921—1922 гг.) он уезжает из голодного Петербурга на юг – Украину, Крым, Кавказ, – но от эмиграции отказывается. В 1922 г. Мандельштам поселяется в Москве вместе с молодой женой Надеждой Хазиной (Н.Я. Мандельштам), с которой он познакомился 1 мая 1919 г. Она станет его опорой на всю жизнь, а после гибели поэта сохранит его литературное наследие. Мандельштам обожал жену, называя ее своим вторым «я». А. Ахматова вспоминает: «Осип любил Надю невероятно, неправдоподобно. Когда ей резали аппендикс в Киеве, он не выходил из больницы и все время жил в каморке у больничного швейцара. Он не отпускал Надю от себя ни на шаг, не позволял ей работать, бешено ревновал, просил ее советов в каждом слове в стихах. Вообще я ничего подобного в своей жизни не видела». К 1923 г. надежды поэта на быструю гуманизацию нового общества иссякают. Мандельштам чувствует себя отзвуком старого вен в пустоте нового («Нашедший подкову», «1 января 1924»), и после 1925 г. на пять лет он вообще перестает писать стихи. Только в 1928-м выходят итоговый его сборник «Стихотворения» и прозаическая повесть «Египетская марка» (о судьбе маленького человека в провале двух эпох). С 1924 г. Мандельштам живет в Ленинграде, а с 1928-го в Москве, он и жена практически бездомные, с вечно неустроенным бытом. Начиная с середины 1924 г. Мандельштам, зарабатывая на жизнь, занимается переводами; пишет автобиографическую прозу «Шум времени» (1925), «Четвертая проза» (издана посмертно в 1966 году); выпускает сборник статей «О поэзии» (1928). И самого себя в те годы он так характеризует: «Чувствую себя должником революции, но приношу ей дары, в которых она не нуждается». Всего при жизни Мандельштама вышло шесть его поэтических книг: три издания «Камня» (1913, 1916 и 1923); «Tristia» (1922 г., переводе с греческого это слово означает «печаль, скорбное песнопение»); «Вторая книга» (сборник был издан в 1923 году в Берлине и был назван так М.А. Кузьминым) и «Стихотворения» (1928)». В 1931—1932 гг. Мандельштам заключил договоры на сборники «Избранное» и «Новые стихи», а также на двухтомное собрание сочинений, но эти издания не состоялись. После гибели поэта имя Мандельштама оставалось в СССР под запретом около 20 лет. Первое в СССР посмертное издание стихов Мандельштама было анонсировано в 1958 г., но вышло только 1973-м – Мандельштам О. «Стихотворения», в большой серии «Библиотека поэта». (Впервые же собрание сочинений поэта было издано в США в 1964 г.). В начале 1930-х гг. Мандельштам уже вполне принимает идеалы революции, но категорически отвергает власть, которая их фальсифицирует. В 1930-м он пишет свою «Четвертую прозу» – жесточайшее обличение нового режима, а в 1933-м – стихотворную «эпиграмму» на Сталина «Мы живем, под собою не чуя страны…» Внутренний разрыв с рабством официальной идеологии дает Мандельштаму силу вернуться к подлинному творчеству, которое у него шло, за редким исключением, «в стол», не предназначаясь для сиюминутной печати. 14 мая 1934 г. за «эпиграмму» «Мы живем, под собою не чуя страны…» и другие стихи Мандельштам был арестован в своей квартире.       Мы живем, под собою не чуя страны,     Наши речи за десять шагов не слышны,     А где хватит на полразговорца,     Там припомнят кремлевского горца.     Его толстые пальцы, как черви, жирны,     И слова, как пудовые гири, верны.     Тараканьи смеются глазища     И сияют его голенища.     А вокруг его сброд тонкошеих вождей,     Он играет услугами полулюдей.     Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,     Он один лишь бабачит и тычет.     Как подкову, кует за указом указ –     Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.     Что ни казнь у него – то малина,     И широкая грудь осетина.       А. Ахматова вспоминает: «Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи… Осипа Эмильевича увели в 7 часов утра, было совсем светло… Через некоторое время опять стук, опять обыск. Пастернак, у которого я была в тот же день, пошел просить за Мандельштама в «Известия», я – к Енукидзе, в Кремль…» Возможно, это заступничество известных поэтов и Николая Бухарина сыграло свою роль. Известен факт звонка Сталина Пастернаку, в котором предметом разговора был Мандельштам. Резолюция Сталина была: «Изолировать, но сохранить». И вместо расстрела или лагерей – неожиданно мягкий приговор – ссылка вместе с женой, Надеждой Мандельштам, в город Чердынь-на-Каме Пермской области. В Чердыни у Мандельштама были приступ душевной болезни и попытка самоубийства. Он выбросился из окна больницы и сломал себе руку. Вскоре место ссылки было заменено на Воронеж, где Мандельштам пробыл до 1937 г. Стихи, написанные в этот период, по словам А. Ахматовой – «…вещи неизреченной красоты и мощи», составили «Воронежские тетради», опубликованные посмертно в 1966 г. В Воронеже Мандельштам живет нищенски, сперва на мелкие заработки, потом на скудную помощь друзей и постоянно продолжает ждать расстрела. Странная и неожиданная мягкость приговора вызвала в Мандельштаме подлинное душевное смятение, вылившееся в ряд стихов с открытым приятием советской действительности и с готовностью на жертвенную смерть: «Стансы» (1935 и 1937), так называемая «Ода» Сталину (1937) и другие. Но многие исследователи творчества Мандельштама видят в них только самопринуждение или «эзопов язык». Мандельштам временами надеялся, что «Ода» Сталину спасет его, но позже он говорил, что «это была болезнь», и хотел ее уничтожить. После Воронежа Мандельштам почти год живет в окрестностях Москвы, по словам А. Ахматовой, «как в страшном сне». Этот сон оборвался в 1938-м. После ссылки разрешения жить в столице Мандельштам не получил. Работы не было. И вдруг секретарь Союза писателей СССР Ставский, к которому безуспешно пытался попасть Мандельштам, но который так и не принял поэта, – именно он предлагает Мандельштаму и его жене путевку в Дом отдыха «Саматиха», причем на целых два месяца. А. Фадеев, узнав об этом, почему-то очень расстроился, но Мандельштам был несказанно рад. 30 апреля 1938 г. был подписан ордер на новый арест поэта. Мандельштама арестовали в том Доме отдыха, путевку в который ему любезно предоставил человек, перед этим написавший… донос на поэта. Донос и стал причиной ареста. Судить же Мандельштама могли уже за одну его анкету: «Родился в Варшаве. Еврей. Сын купца. Беспартийный. Судим». 1 мая 1938 г. Мандельштама арестовали второй раз. «Ося, родной, далекий друг! – пишет мужу Надежда Мандельштам. – Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернешься, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память… (…) Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка – тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, слепой поводырь… (…) Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному – одной. Для нас ли – неразлучных – эта участь? Мы ли – щенята, дети, ты ли – ангел – ее заслужил? (…) Не знаю, жив ли ты… Не знаю, где ты. Услышишь ли ты меня. Знаешь ли, как люблю. Я не успела тебе сказать, как я тебя люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе… Ты всегда со мной, я – дикая и злая, которая никогда не умела просто заплакать, – я плачу, плачу, плачу. Это я – Надя. Где ты? Прощай». Это письмо Надежда Мандельштам написала мужу 28 октября 1938 г., оно уцелело случайно. В июне 1940 г. жене поэта вручили свидетельство о смерти Осипа Мандельштама. Согласно официальному свидетельству, Мандельштам умер в пересыльном лагере под Владивостоком «Вторая речка» 27 декабря 1938 г. от паралича сердца. Помимо данной версии существовало еще и множество других. Кто-то рассказывал, что видел Мандельштама весной 1940 г. в партии заключенных, отправляющейся на Колыму. На вид ему было лет 70, и производил он впечатление сумасшедшего. По этой версии он умер на судне по дороге на Колыму, и тело его было брошено в океан. По другой версии – Мандельштам в лагере читал Петрарку и был убит уголовниками. Но это все легенды. Мандельштама уничтожили физически, но не сломили нравственно. В нем до конца «росли и переливались волны внутренней правоты». Железный дух Мандельштама невозможно было согнуть, и он прекрасно все понимал про себя и свое Божье дело: «Раз за поэзию убивают, значит, ей воздают должный почет и уважение, значит, она власть». «Когда я умру, потомки спросят моих современников: «Понимали ли вы стихи Мандельштама?» – «Нет, мы не понимали его стихов». – «Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?» – «Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров». – «Тогда вы прощены»».... смотреть

ОСИП МИХАЙЛОВИЧ ДЕ РИБАС

Хосе (Осип или Иосиф Михайлович) де Рибас родился 6 июня 1749 года в Неаполе. Его отец, каталонский дворянин дон Мигель де Рибас, дослужился до директора в Министерстве морских и военных сил Неаполитанского королевства. Юноша службу начал в неаполитанской гвардии и был подпоручиком, когда на Средиземном море появились российские Архипелагские эскадры. Он успел повоевать с турками и показал себя хорошим офицером. Кроме того, вероятно, он оказал услугу А.Г. Орлову, ибо в 1772 году прибыл из Ливорно в Санкт-Петербург с его рекомендательным письмом. Петербургскую службу де Рибас начинал в чине капитана Сухопутного шляхетного кадетского корпуса и одновременно воспитателем А. Бобринского, сына Екатерины II и Г.Г. Орлова. После того как Бобринский достиг совершеннолетия, воспитатель остался не у дел, да и не считал Рибас воспитание своим призванием, хотя и получил в корпусе чин полковника. Не сразу ему удалось выдвинуться. Де Рибас обратился к Потемкину. Он удачно участвовал в переговорах, которыми завершилось присоединение Крыма к России, принимал неаполитанцев, прибывших в Россию, и показывал им новые порты Новороссии. В 1788 году де Рибас участвовал в сражении с турецким флотом на Днепровском лимане, за что был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени. Осенью 1789 года он предложил усилить Черноморский флот, подняв затопленные у Очакова турецкие суда. Командиром авангарда в корпусе генерала Гудовича де Рибас самостоятельно брал укрепленный замок Хаджибей, соединенный с сушей узким перешейком. На море стояла сильная турецкая эскадра. Тем не менее ночью с небольшим отрядом и несколькими пушками де Рибас прошел перешеек и решительно атаковал крепость. К стенам приставили лестницы. Турки сосредоточили огонь с суши и моря по атакующим. Тем временем на другом участке стены прорвались казаки. За четверть часа Хаджибей был взят. Суворов говорил об этом эпизоде, что, если Рибасу дать хороший полк, он захватит и Константинополь. За военные успехи де Рибаса наградили орденами Святого Георгия 3-й степени и Святого Владимира 2-й степени. В 1790 году бригадир де Рибас создал из трофейных и поднятых со дна судов флотилию, которую привел на Дунай, захватил турецкие батареи, защищавшие вход в реку, и, рассеяв неприятельскую флотилию, овладел Тульчей и Исакчей, способствовал взятию Измаила, уничтожив под крепостью турецкие суда. Наградами за эти победы была ему шпага с бриллиантами и 800 душ крестьян. Возможно, именно де Рибас составил одобренный Суворовым план взятия Измаила. Во всяком случае, ему досталась одна из важнейших задач. В то время как 6 колонн при поддержке береговых батарей должны были атаковать стены и ворота с суши, флотилии предстояло высадить десант и наступать с менее укрепленной приречной стороны. 10 декабря с восходом солнца около 600 орудий с батарей и судов открыли огонь и прекратили его за два с половиной часа до начала штурма, заставив турок заметно ослабить ответный огонь. Рибас построил три свои колонны в две линии. В первой на 100 лодках расположились регулярные, на 45 — нерегулярные войска (последние были распределены равномерно в середине и на флангах). Вторую линию составили 58 крупных судов (бригантины, плавбатареи, дубель-шлюпки и лансоны), которые огнем артиллерии должны были прикрывать и поддерживать высадку и наступление войск. Флотилия шла к крепости на веслах, ведя огонь. Турки отвечали без особого успеха. Туман и обломки неприятельских судов мешали двигаться большим русским судам. В нескольких сотнях шагов от берега вторая линия разделилась пополам, примкнула к флангам первой и открыла огонь. Под прикрытием артиллерии в 7 часов утра началась высадка, несмотря на сопротивление 10 тысяч турок и татар. К рассвету противник отступил внутрь крепости. Но ожесточенное сопротивление продолжалось внутри города до 11 часов. Через два часа сохранялись лишь отдельные очаги обороны в ханах (гостиницах), мечетях, казармах. Каплан-Гирей попробовал организовать контратаку, но был разбит. В одном из ханов собралось несколько тысяч человек. Заметив это, де Рибас собрал сотню солдат под командой полковника Мелиссино, поставил на улице как авангард колонны, смело приблизился к хану и хладнокровно потребовал сложить оружие, если турки не хотят, чтобы всех изрубили. Осажденные повиновались. Так же Рибасу удалось заставить сдаться несколько сотен турок в двух других ханах. Он принял капитуляцию мухафиса (губернатора города) паши Мемеда, который последним с двумя с половиной сотнями человек оборонялся в Табии. Узнав, что город покорен, он согласился сложить оружие. За отличие при Измаиле Суворов особо просил наградить де Рибаса «…как принявшего в штурме самое большое участие, который, присутствуя везде, где более надобности требовалось, и ободряя мужеством подчиненных, взял великое число в плен и представил отнятые у неприятеля 130 знамен». В 1791 году де Рибаса произвели в контр-адмиралы. Он способствовал наведению моста при переправе армии через Дунай, принимал участие в сражении при Мачине. Он был среди тех, кто участвовал в переговорах с турками и подписал мирный договор. В эту кампанию его наградили орденами Святого Георгия 2-й степени и Святого Александра Невского. Орден Святого Георгия 2-й степени был вручен де Рибасу по указу от 20 декабря 1790 года. В документе сказано: «Во увожение на усердную службу, многие труды и подвиги, понесенные им в течение минувшей кампании, когда он командуя гребною Черноморскою флотилиею, при вступлении оной в Дунай, опровергнул неприятельские укрепления, устье его заграждавшие, разбил и пленил все суда флотилии турецкой и овладел замками Тульчею и Ичакчею». В мирные годы контр-адмирал оставался командующим Черноморским гребным флотом и не раз готовил его, когда возникала опасность войны с Турцией. В 1793 году его произвели в вице-адмиралы. Однако особенно значительны успехи де Рибаса в создании торгового порта на Черном море. Из трех проектов, где строить торговый порт, приняли вариант де Рибаса — соорудить его на месте крепости Хаджибей. В начале 1792 года последовал указ Екатерины, а летом 1794 года архиепископ уже освятил город и порт Хаджибей, вскоре переименованный в Одессу. Руководил постройкой де Рибас. Взяв за образцы Геную, Ливорно, Неаполь, он проектировал город, военную гавань и купеческую пристань. Там, где ставили лестницу для взятия турецкой крепости, заложили начало будущей Дерибасовской — центральной улицы Одессы. В Одессе базировался и Черноморский гребной флот. Одесса, в которой числилось в 1793 году всего 10 человек, к 1799 году имела, кроме гарнизона, 4573 жителя, появились первые предприятия, существовали 60 казенных и 353 обывательских строения, 234 землянки. Главным предназначением Одессы стала торговля, в основном вывоз хлеба. К концу столетия в городе насчитывалось свыше 400 лавок, жили крупные купцы-оптовики. С 1795 по 1797 год торговый оборот Одессы удвоился. Со временем город стал крупнейшим морским портом России на Черном море. В 1796 году Павел I вызвал де Рибаса в Санкт-Петербург. Тот состоял членом адмиралтейств-коллегии, со 2 января 1798 года стал генерал-кригс-комиссаром. 8 мая 1799 года император произвел де Рибаса в адмиралы «за хорошее исправление порученной комиссии» и назначил «сверх возложенных на него должностей» управляющим Лесным департаментом, оставив в звании генерал-кригс-комиссара. Но 1 марта 1800 года уволил со службы за злоупотребления в лесных доходах. Обиженный адмирал уже участвовал в заговоре против Павла I и в разговоре с А.И. Паленом рекомендовал традиционные итальянские средства — яд и кинжал, а затем предложил перевернуть лодку с арестованным императором на реке. Однако заболел президент адмиралтейств-коллегии. Император 30 октября принял де Рибаса на службу и поручил ему доклады о флоте. Моряк мог занять высшую должность в морском ведомстве, но внезапно в декабре 1800 года заболел. Пален находился при нем неотлучно, чтобы больной в бреду не выдал заговорщиков. Есть предположения, что именно он и отравил адмирала, чтобы тот, войдя в милость, не предупредил Павла I о заговоре. Скончался де Рибас 2 (14) декабря и похоронен на католическом кладбище Санкт-Петербурга. Надпись на могиле гласила по-русски: «Иосиф де Рибас, адмирал, российских орденов Александра Невского, Георгия Победоносца, Святого Владимира 2-й степени кавалер и ордена Святого Иоанна Иерусалимского командор, 1750–1800». Но главная память о де Рибасе — основанная им Одесса.... смотреть

ОСИП (МОНАХ)

Осиповщина - мелкое старообрядческое согласие начала XVIII века; название получило от монаха Осипа, присвоившего себе право принимать на исповедь кающихся и разрешать их, постригать в монахи, совершать отпевание покойников и т. д. - См. "Обличение неправды раскольнической", Феофилакта , архиепископа тверского (СПб., 1745); "Розыск", Димитрия Ростовского .<br>... смотреть

ОСИП НИКИФОРОВИЧ ("НОЧЬ ПЕРЕД РОЖДЕСТВОМ")

Дьяк. Глуп и сладострастен. Придя к Солохе, "он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной, полной руки и произнес: "А что это у вас, великолепная Солоха?" И сказавши это, он отскочил несколько назад. "Как что? рука, Осип Никифорович!" - отвечала Солоха. "Гм! рука! Хе, хе, хе! - произнес сердечно довольный своим началом дьяк и прошелся по комнате. - А это что у вас, дражайшая Солоха? - произнес он, схватив ее слегка рукою за шею и таким же порядком отскочив назад. "Будто не видите... - отвечала Солоха, - шея, а на шее монисто"...... смотреть

ОСИП ("РЕВИЗОР")

"Слуга, крепостной Хлестакова"; "таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет". "Костюм его - серый или синий поношенный сюртук", "смотрит несколько вниз". "Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение". "Не любит много говорить", но "говорит серьезно". "Любит самому себе читать нравоучения для своего барина". - "Умнее своего барина". "Добро бы было в самом деле что-нибудь путное, - думает он о Хлестакове, - а то ведь елистратишка простой". "Делом не занимается: вместо того, чтобы в должность, а он идет гулять по прешпекту, в картишки играет". "Эх, если б узнал это старый барин! Он не посмотрел бы на то, что ты чиновник, а поднявши рубашонку, таких бы засыпал тебе, что дня б четыре ты почесывался". Передает барину отзывы трактирщика: "Вы-де с барином мошенники и барин твой - плут. Мы не этаких шаромыжников и подлецов видали". - В отсутствие Хлестакова "лежит на барской постели". Когда X. спрашивает: "опять валялся на кровати", отвечает: "Да зачем же бы мне валяться? Не видал я разве кровати, что ли?" "Да на что мне она? Не знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги: я и постою. Зачем мне ваша кровать?" - Когда Хлестаков посылает О. к хозяину, отвечает: "Да нет, я и ходить не хочу". - Как ты смеешь, дурак? - "Да так: все равно, хоть и пойду, ничего из этого не будет". Однако идет. - "Право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше, возьмешь себе бабу да и лежи весь век на полатях, да ешь пироги". - "Ну, кто ж спорит, конечно, если пойдет на правду, так житье в Питере лучше всего. Деньги бы только были, а жизнь тонкая и политичная: кеятры, собаки тебе танцуют и все, что хочешь. Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит. Пойдешь на Щукин - купцы тебе кричат: "почтенный!", на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел - ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь. Старуха забредет: горничная иной раз заглянет такая... фу, фу, фу! (Усмехается и трясет головою). Галантерейное, черт возьми, обхождение! Невежливого слова никогда не услышишь, всякой тебе говорит вы. - Наскучило идти - берешь извозчика и сидишь себе, как барин, а не хочешь заплатить ему - изволь: у каждого дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет". - О. "догадливее своего барина", на расспросы Мишки ("что, дядюшка, скажите, скоро будет генерал") отвечает, не поняв: "Какой генерал?" - Да барин ваш. - "Барин? да какой он генерал?" - A разве не генерал? - "Генерал, да только с другой стороны, - говорит О., соображая свою выгоду: - Больше настоящего генерала". - "Послушай, милый, ты я вижу, проворный парень: приготовь-ка там что-нибудь поесть, - прибавил он, обращаясь к Мишке". - Когда Анна Андр. спрашивает его: "к твоему барину слишком много, я думаю, ездит графов и князей", О. соображает: "A что говорить? Коли теперь накормили хорошо, значит, после еще лучше накормят", - и заявляет: "Да, бывают и графы". Поддерживает ложь Хлестакова, не забывая и о себе: "Вот уж на что я крепостной человек, но и то смотрит (барин), чтоб и мне было хорошо. Бывало, заедем куда-нибудь: "Что, Осип, хорошо тебя угостили?" - Плохо, ваше высокоблагородие! - "Э, - говорит, - это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду". - За все это, кроме "пары целковых на чай", О. получил от городничего еще и "на баранки". О. же побуждает барина поскорее уехать: "Бог с ними со всеми! Погуляли здесь два денька - ну, и довольно. Что с ними долго связываться? Плюньте на них! Неровен час какой-нибудь другой наедет... ей-Богу, Иван Александрович!" "А лошади тут славные - так бы закатили!" - "Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович. Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее; ведь вас, право, за кого-то другого приняли... И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали". - Хлестаков соглашается и уже мечтает, как будет давать по целковому ямщикам, "чтоб как фельдъегеря катили и песни пели". Когда же X. отказывается от хлеба-соли купцов, О. говорит: "Ваше высокоблагородие! Зачем вы не берете! в дороге все пригодится. Давай сюда головы сахару и кулек. Подавай все, все пойдет впрок. Что там? веревочка? Давай и веревочку, и веревочка в дороге пригодится: тележка обломается или что другое - подвязать можно". "А, это ковер? Давай его сюда, клади вот так!" - Осип "молча плут".<div align="right"></div>... смотреть

ОСИП -У

імен. чол. родудія/процес геол., хім.від слова: осипатися- нагромадження уламкiв гiрських порiд бiля пiднiжжя та на схилах гiр, урвищосыпь сущ. жен. р... смотреть

ОСИП ЦАДКИН

1890–1967) Осип Цадкин родился 14 июля 1890 года в Смоленске. Отец его был профессором классических языков в смоленской семинарии. Мать — Софи Лестер — происходила из шотландской семьи кораблестроителей, утвердившейся в России при Петре I. Детство и отрочество Цадкина прошло на Витебщине и Смоленщине. Именно здесь он научился любить природу. Здесь сложилось его поэтическое мироощущение. В октябре 1905 года, когда ему исполняется пятнадцать лет, Цадкин отправляется в первое большое путешествие. Осип добирается до Риги, потом морем до Роттердама, затем в Гулль, а оттуда в Сандерленд к брату матери Джону Лестеру. Весной дядя отводит его в художественную школу. Увы, там Цадкин чувствует себя одиноким и несчастным. «Я не хотел подражать. В школе у меня не было ни любви, ни любопытства к учению», — вспоминает скульптор впоследствии. Большое впечатление на Осипа произвело посещение в Лондоне Британского музея. Он восхищается классической и китайской скульптурой, статуями острова Пасхи. Каникулы Осип проводит на родине в Витебске. Режет из дерева, вырубает из гранита. Осенью Цадкин возвращается в Лондон с целью изучить все о работе с различными материалами. В следующие каникулы в Витебске он знакомится с Марком Шагалом. В октябре 1909 года Цадкин решает ехать в Париж, ибо «там становятся художниками». В Париж он прибывает с рекомендательным письмом в Эколь де Бозар, однако уже через год покидает школу. Его воодушевляет моральный климат Монпарнаса. Весной 1911 года он впервые выставляет пять скульптур в Салоне независимых. В том же Салоне свои скульптуры представляют Архипенко и Лембрук. Вскоре они подружатся. Скульптор живет в знаменитом круглом трехэтажном доме на окраине города под названием «Ла Рюш» («Улей»). В «Улье» живут Шагал, Архипенко, Леже, Модильяни. В кафе и бистро на Монпарнасе Цадкин узнает Бранкузи, Пикассо, Делоне, Гийома Аполлинера и Мари Лорансен, Сандрара, Макса Жакоба, Сутина и других. Он устанавливает контакт с кубистами и, не участвуя в этом движении, осваивает многие приемы, которые позволяют ему сделать свой язык более синтетичным, пластику — конструктивнее. Вот что пишет о том времени сам мастер: «Одиночество и беззащитность в первую очередь и те трудные условия, в которых я жил в ту пору, пробудили во мне, незаметно для меня самого, того самого „мастера по дереву“, о котором я говорил выше. Я вернулся к работе с деревом и обрел в работе покой, и с этим покоем в душе я вырезал моего „Пророка“ и „Ню“ — обнаженную женскую фигуру из грушевого дерева, а затем и другие фигуры — целое поселение. Несколько других молодых скульпторов работали так же независимо, как и я, особенно Годье-Бржеска, Франсуа дОрлеан, отказавшийся от военной службы и уехавший в Лондон, куда он меня приглашал на выставки „Молодая скульптура“ чаще всего ради обмена мнениями между скульпторами; венгр Чаки, а также Липшиц и Вийон, создавший в это время своего „Коня“ и бюст Бодлера, и, конечно, прибывший из Румынии Бранкузи. Из Италии до нас доходили фотографии странных голов, которые лепил Медардо Росси, живший в Париже во времена импрессионистов… Мое поселение из деревянных скульптур разрасталось, и я снова стал работать с мрамором и гранитом, однако ни одна вещь из того, что я делал, не была заранее продумана, заимствована или искусно выделана. Меня не прельщала работа с живой натурой, поэтому я ничего не создал в этом жанре (за исключением бюста художника Анненкова). Те, кто в двадцатые годы писал, что я „нашел“ самого себя, вызывают у меня сегодня улыбку. Я должен признаться, что я никогда самого себя не находил, и, вероятнее всего, именно постоянные поиски пробудили во мне одержимость, которая никогда меня не покидала и которую легко обнаружить в каждой из моих деревянных или каменных работ. Когда я рассматриваю свои скульптуры, признаваемые „кубистскими“, их суровость и даже монашеский дух кажутся мне весьма странными. Я думаю по временам, что это не я сам, а кто-то другой во мне создал эти фигуры; в них ощущается усердие прилежного ученика, стремящегося к тому, чтобы его работа походила на работу его учителя. Этот так называемый „кубистский“ период длился недолго, так как я себя в нем не чувствовал естественно, не видел для себя будущего, не мог себя по-настоящему выразить». Начинается Первая мировая война. В 1915 году Цадкин мобилизован в армию и отправлен под Эперне служить при русском госпитале. Вследствие газовой атаки немцев он долго и тяжело болеет. В начале 1917 года его демобилизуют, и он возвращается в Париж. В 1918 году Цадкин близко сходится с Модильяни, который в это время тоже занимается скульптурой. В кафе «Ротонда» он встречается с Ильей Эренбургом и Максимилианом Волошиным, здесь же завязывается знакомство с бельгийскими и голландскими художниками, которые приглашают его выставить свою скульптуру в Брюсселе, галерее «Кентавр». Его работы имеют успех, часть из них покупают бельгийские любители современного искусства. В 1920 году Цадкин женится на художнице Валентине Пракс. В том же году состоялась первая большая выставка в мастерской на улице Русселе. Становится понятным, что ваяние в творчестве Цадкина преобладает над лепкой. Скульптор использует самые различные материалы: мрамор, гранит, лаву, грушевое дерево, дуб, полированную медь, бронзу, обожженную глину. Форма архитектонична, подчинена структуре материала, строго ритмизована. Уже тогда появляется искусное разделение на плоскости вогнутые и выпуклые, подчеркивающие ценность световых акцентов. Некоторая резкость, угловатость форм скульптур первого десятилетия сменяются гибкостью кривых, гармонией ритмических масс. «Музыканты» (1924) завершили эту эволюцию. Теперь монументальный объем организуется единой извилистой кривой, закручивающейся от фигуры читающего партитуру до играющего на виолончели. Черты лица выявлены лишь арабеской, легкой гравюрой, покрывающей поверхности. В 1928 году Цадкин с женой снимают большую мастерскую на улице Ассас, где он создает многие из своих крупных работ, в том числе «Ниобею», «Дискобола», «Деметру» и другие. Однако его все больше начинает привлекать жизнь в тиши французской деревни. Вначале он приобретает небольшой домик в деревушке Кайлюс, а в 1934 году перебирается в деревню Арк (департамент Ло), где приобретает большой заброшенный дом. Каждый год все новые произведения представляет скульптор на выставках в Париже, Бельгии, Нидерландах, Берлине и Лондоне, Филадельфии, Чикаго, Нью-Йорке, Токио, Венеции. Цадкин выполняет некоторые работы и в архитектуре, в частности барельеф для выставки декоративного искусства, для гостиницы «Майен» в Париже и дома архитектора А. Бломма в Брюсселе, садовые статуи в Суссексе и Ментоне, барельефы мэрии в Пуасси и кинотеатра «Метрополь» в Брюсселе. Особое место занимает Большая ретроспективная выставка Цадкина, состоявшаяся в 1933 году в Музее изящных искусств в Брюсселе. Эта выставка позволила самому художнику оценить итоги своего двадцатипятилетнего труда. Как пишет Ирина Азизян в своей статье о Цадкине: «139 скульптур и 47 гуашей от „Героической головы“ (1908), созданной в Смоленске, до „Орфея“ (1928) и „Арлекина“ (1932) подразделяются на тематические циклы, которые можно проследить на протяжении всего творчества. Скульптора привлекает портрет и человеческая фигура, библейские и мифологические мотивы. Музыка и поэзия вдохновляют его на поиск эмоционально-поэтических пластических образов. Монументализм, геометрическая четкость, строгость и сдержанность изваяний первого десятилетия, не только носящих отпечаток кубизма, но и похожих по их конструктивной силе, массивности и соблюдению законов фронтальности на негритянскую скульптуру, скульптуру древних ольмеков или тотемы Океании, уступают более чувственной лепке формы, ее подчеркнутому лиризму. Тонкое прочерчивание гладких, выпуклых и вогнутых поверхностей делает материал трепетным, увеличивает его эмоциональное воздействие. Цадкин, не колеблясь, комбинирует мрамор и известняк, алебастр и хрусталь, дуб и перламутр, камень, цветное стекло и свинец. Часто использует в дереве золочение, раскраску, лакирование, полировку, инкрустацию, тем самым удовлетворяя свою неистовую, истинно барочную потребность в цвете, не исчерпываемую в работе на бумаге гуашью и акварелью. Библию он интерпретирует как житие человека и человечества. „Пьета“ в раскрашенном дереве представляет горе старой женщины, которая потеряла своего ребенка, ни один жест не проявляет наружу ее боль. Застывшая, с изможденными чертами, она сохраняет достоинство и в несчастье. „Пьета“ в бронзе более патетична. Драматические контрасты света рождают образ отчаяния. Экспрессионизм Цадкина достигает здесь кульминации». В Музее современного искусства находится одна из самых известных работ Цадкина — трехметровая фигура Орфея, датированная 1928 годом. Сделана она из гипса, но по фактуре, по обработке напоминает дерево. Окутанный в свободную драпировку, Орфей стоит, прижимая к себе лиру. Волосы, складки одежды переданы орнаментально, а формы сознательно упрощены. Влияние кубизма особенно проявляется в трактовке лица. Его видишь одновременно как бы с двух точек зрения — в фас и в профиль. Скульптор чувствует текучесть массы и гармонию струящихся линий. «„Орфей“, — отмечает Азизян, — не играет на лире, он сам лира. Он открыт, расщеплен, расчленен, чтобы вибрировать. Все проходит сквозь него. У него нет сердца. Его сердце заменено лирой. Когда он трогает ее струны, он трогает пространство, где было его сердце. Он играет безнадежно, трагично, воплощая одновременно силу и утрату любви». Цадкин предчувствует «приближение грозы». В январе 1934 года Цадкин пишет своему другу А. Риддеру: «Мы, интеллектуалы, в таком положении, что не избежим трагедии. Мы чувствуем хрупкую структуру социальных граней более, чем другие». Искусство Цадкина наполняется с этого времени тревогой, мукой. И потому кульминацией предвоенного творчества стали проекты четырех монументов: Рембо, Лотреамону, Аполлинеру, Жарри. Здесь экспрессия разрушает статичность монументального объема. Активность, даже агрессивность пластики выражают не только тревожную взволнованность скульптора, но высокий дух сопротивления человеческим терзаниям, антигуманным тенденциям, развивающимся в мире. В августе 1941 года скульптор спешно покидает Францию перед угрозой быть уничтоженным в концентрационном лагере. В Нью-Йорке Цадкин продолжает работать. Но горестное чувство сквозит в произведениях, созданных в изгнании. Композиция «Заключенный» (1943) — прямая аллегория Франции за решеткой, потерявшей свободу, но не надежду. Символом чувств, обуревавших художника, стал его «Воющий Арлекин». Персонаж искусства комедии, олицетворяющий ностальгию и печаль одиночества, кричит о боли художника перед трагедией мира, потрясенного войной. «В моем одиночестве, — вспоминает скульптор, — я выл, как Арлекин, и никто не слышал меня. Мой крик тоски нашел выражение в этой скульптуре, которую я никогда не хотел от себя удалить, ибо она для меня ключ, который может открыть двери воспоминаниям». В конце войны скульптор возвращается во Францию. Разрушенная страна, разрушенная Европа, разрушенный голландский город Роттердам. Уже больше полувека стоит на набережной Левенхавен в Роттердаме «Разрушенный город» — самое душераздирающее свидетельство нашей эпохи об ужасах Второй мировой войны. Более четырехсот скульптур, несколько тысяч рисунков, гуашей, акварелей, гравюр и картонов для гобеленов создал Осип Цадкин за шесть десятилетий творческой жизни. Но «Разрушенный город», без сомнения, — кульминация творчества скульптора. На его строгом гранитном цоколе надпись: май, 1940 год — дата незабываемого убийства Роттердама, трагического дня 14 мая, в течение которого нацистские бомбардировщики уничтожили его центр, разрушив 11 тысяч домов и оставив 78 тысяч человек без крова. Статуя Цадкина стала патетическим образом мученичества, которому подвергся город, неумолимым приговором преступлению перед историей. В статье для роттердамского журнала скульптор рассказывает о происхождении монумента. «Проезжая через Роттердам (в 1946 году. — Прим. авт. ), я видел через окно моего купе странное, невероятное зрелище. Перед вокзалом простиралась бесконечная, необозримая пустыня. Это было, как если бы я видел какой-то фильм, снятый на следующий день после катастрофы, который я всеми силами пытался забыть в течение последних лет. Развалины церкви черные от пожарищ, как зуб доисторического животного, выходящего из вулкана. То, что я увидел, лишило меня покоя, я не переставал говорить об этом, как будто я на себе лично ощущал это огромное разрушение… В Париже я не имел еще мастерской, но у меня был угол, где я принялся однажды утром лепить из красной глины фигуру 60 сантиметров высотой, которая была первым отзвуком того, что я пережил перед зрелищем руин Роттердама. Человеческая фигура выражала ужас и бунт, поднимая руки к небу в страшном крике, который вырывался из ее смертельно раненного разрушенного тела. Что такое этот памятник и что хочет, что должен он выразить? Он хочет вместить бесчеловечную боль, которая покарала город. Крик ужаса перед чудовищной жестокостью палачей, задуманный, чтобы заставить людей искупить зло, которое было совершено. Это также урок для будущего, для завтрашнего дня тех, кто моложе нас». Первый вариант «Разрушенного города» был представлен в 1947 году в Мюнхене и Берлине на выставке «Французская скульптура от Родена до наших дней». Торжественное открытие монумента в Роттердаме состоялось 15 мая 1953 года. В письме к ближайшему другу А. Риддеру скульптор пишет: «Статуя Роттердама стала реальностью… Статуя — моя гордость, это единственная действительно современная скульптура, и она украшает общественное место. Это делает меня счастливым». Мировая художественная критика весьма высоко оценила статую Роттердама. Льюис Мамфорд писал о монументе: «Голова и туловище отброшены назад, лицо искажено болью, раздирающий крик рвется изо рта, руки гигантские, кисти умоляют, вся фигура в судороге смертельно раненного, и однако она неотразимо живая. Обгоревший ствол дополняет этот образ оскверненной жизни. Зияющая дыра, вызванная взрывом, открывается в середине бюста, выражая мучительную агонию Роттердама. Это образ, столь же ужасный в своей экспрессии, как Герника Пикассо, но он задуман с силой, которая провозглашает о возрождении Роттердама». Тревога за судьбы человека и человечества не оставляет художника и в послевоенное время. Барочные тенденции, экспрессия форм продолжают звучать в скульптуре. Добрую часть времени Цадкин отдает преподаванию в Гранд-Шомье. Посещает места, где жил Ван Гог. Это вдохновляет его на целую серию образов художника, которого он ощущает очень близким своей душе: «Портрет Ван Гога», «Ван Гог, шагающий через поля», «Ван Гог рисующий», «Два брата Ван Гога». С помощью нескольких друзей Цадкин устанавливает памятник близ кладбища, где покоится живописец. Ван Гог стоит посреди зеленой лужайки почти вровень с прохожими. На голове его нахлобучена шапка, через плечо перекинут ящик с красками, за спиной — холсты, натянутые на подрамники. Их Ван Гог всегда брал с собой, когда шел «на натуру». Замысел скульптора предельно ясен. Он хочет показать Ван Гога не как героя или исключительную личность, возносящуюся над толпой, а как странника, шагающего по земле в вечных поисках натуры. Ван Гог движется прямо навстречу солнцу как завоеватель света. Творчество Цадкина вобрало всю страстную любовь к природе, человеку и лучшим его творениям — музыке, литературе, поэзии. Это был художник глубочайшей культуры. Творчество скульптора полно страстного переживания за судьбу человека. Умер Цадкин 25 ноября 1967 года в Париже.... смотреть

T: 171